Скачать 3.59 Mb.
|
— Пакистан, как известно, владеет примерно четырьмя десятками ядерных боеголовок. Достаточно сказать, что атомная бомба на пятьдесят килотонн, сброшенная над городом с плотностью населения в двадцать пять тысяч жителей на квадратный километр, способна уничтожить четверть миллиона человек. А если применить эти цифры к Мумбаи, где… — Вода станет воздухом, — хмурится мистер Уагле. — Воздух превратится в пламя. На небе вырастет облако-гриб. И все мы погибнем. Мистер Кулкарни встает и решительно выключает звук. — Зачем нагонять на себя тоску? Давайте лучше послушаем героическую историю нашего соотечественника. Бальвант-джи, вчера вы упоминали сражение у моста Мандиала. Пожалуйста, расскажите о нем. Мужчина в армейской форме приободряется, словно только и ждал вопроса. Первым делом он потягивается и расправляет свои рукава. Потом чешет обрубок ноги, разворачивается на стуле так, чтобы смотреть нам в глаза, и начинает: — На берегу Мунавар-Тави есть очень высокий эскарп, называется он Мандиала-Норт. Сюда-то враг и направил удары третьего и четвертого декабря, а так как индийских войск именно там почти что не было, пакистанцы без особых усилий смели наши посты и двинули танки с пехотой дальше, на мандиальскую переправу, где рядом с Девятнадцатым десантным отрядом стоял наш славный Тридцать пятый батальон сикхов. К тому времени стало ясно, что главная цель противника — захватить мост через реку, после чего нам пришлось бы оставить Чамб и западный берег Тави. К полудню четвертого декабря мы принялись укреплять позиции. Для начала подтянули эскадрон Двадцать седьмого бронетанкового полка, затем командование выслало на помощь из Акхнора Тридцать седьмой отряд. Предполагалось, что вместе мы нанесем контрудар и отвоюем Мандиала-Норт. Но тут нежданно грянула беда. Не успели мы воссоединиться, как вражеским артиллерийским снарядом убило командира Тридцать седьмого отряда. Оставшись без главного, бойцы смешались и сумели достичь Тави лишь поздно ночью. В итоге их направили на восточный берег. Таким образом, к наступлению темноты мандиальскую переправу охраняли только Девятнадцатый десантный отряд и Тридцать пятый батальон сикхов при поддержке Тридцать первого бронетанкового разведывательного формирования, которое удерживало Мандиала-Саут. Около трех часов ночи на пятое декабря два пакистанских батальона — Шестой и Тринадцатый — ринулись в яростное наступление через Тави. Они явились к нам с американскими танками «Паттон» и китайскими «Т-пятьдесят девять» под гул рокочущей канонады. Истребители противника с оглушительным ревом атаковали наши силы на бреющем полете, осыпая землю смертельным дождем из тысячефунтовых бомб. Повсюду пылали танки, гремели снаряды, а вражеские броневики надвигались на нас подобно гигантским стальным насекомым, раздвигая заросли высокой слоновьей травы. Всего лишь за пятьдесят минут ураганный огонь основательно повредил наши позиции. Тринадцатый батальон сразился с Двадцать девятым подразделением и одержал победу. Пакистанцы продолжали наступать и захватили плацдарм номер триста три, убив нашего командира. Оборона этого объекта была доверена Тридцать пятому батальону сикхов, однако, к несчастью, некоторые из моих товарищей не следовали зову долга. Дрогнув перед артиллерийским шквалом неприятеля, они попросту бежали. А враг, овладев плацдармом, начал подтягивать резервы, дабы тронуться дальше и, главное, усилить позицию перед мандиальским мостом. С первыми лучами рассвета противник осадил и взял мост. Нам оставалось уповать лишь на чудо… Никто не даст мне воды? Бальвант Сингх — прирожденный рассказчик. Он умело подчеркивает голосом важные слова, знает, где именно сделать паузу, и просит пить как раз тогда, когда все мы, разинув рты, ждем продолжения. Кто-то спешит принести ему пенопластовую чашку с водой. Слушатели в нетерпении вытягивают шеи. Сделав один глоток, лэнс продолжает: — И тут к нам из Акхнора лично приехал командующий Триста шестьдесят восьмым соединением. По прибытии он обнаружил картину полной разрухи и крайнего смятения. Солдаты покинули поле битвы, спасая собственные шкуры. Земля превратилась в изрытый воронками пустырь; среди бесчисленных обломков и мертвых тел горели наши танки. Повсюду гремели выстрелы. Волны Тави побагровели от крови бойцов. Это была сущая преисподняя. Не то, что показывают по телевизору: нажимаешь кнопочку, запускаешь ракету, и можно спокойно пить чай. Увидев меня, командующий сразу спросил: «Что происходит, Бальвант Сингх? Куда подевались ваши люди?» «Сожалею, сэр, — с тяжелым сердцем ответил я, — однако многие спаслись бегством, дезертировав с поля боя. Они не смогли устоять перед напором превосходящих сил Пакистана. Мы потеряли три танка и большую часть людей». «Если все станут рассуждать подобным образом, — произнес офицер, — как же мы победим в этой войне? — Он вздохнул. — Думаю, положение безнадежно. Придется отступать». «Сэр-джи, — немедленно возразил я, — девиз нашего батальона: „Мы будем биться до победы“. И я не сдамся без боя». «Вот это по-нашему, Бальвант!» — Командующий похлопал меня по спине и приказал сплотить оставшихся солдат. Он даже поставил вашего покорного слугу во главе целого взвода, командир которого также бесстыдно сбежал. Наш батальон получил задание немедленно наступать и отбить мост. Одновременно с нами к бою готовились рота Дельта отряда гуркхов[79] и уцелевшие танки Тридцать первого бронетанкового формирования. Утром закипела пальба из орудий и пулеметов. Мандиальская переправа превратилась в бурлящий адский котел. Вокруг все горело, взрывалось и содрогалось. Снайперские пули свистели прямо над головами, орудия вели беспрерывный смертельный огонь, вражеские воздушные силы ревели в небе, со всех сторон грохотали бомбы, а мы поднялись из укрытия с винтовками наперевес и ринулись навстречу пакистанцам. Много их полегло, заколотых нашими штыками в кровавом ближнем бою. Воздух сотрясал боевой клич сикхов: «Jo Bole So Nihal, Sat Sri Akal!»[80] Эта храбрая вылазка настолько смутила противника, что удача начала поворачиваться в нашу сторону, и мы принялись оттеснять неприятеля. Тогда враг надумал переправить через реку танки; до сих пор они оставались на другом берегу. Стоило броневикам пересечь Тави, и мы оказались бы в самом невыгодном положении. Важно было не дать им пройти по мосту. В действие вступили наши «Т-пятьдесят пять» из Двадцать седьмого бронетанкового полка и Тридцать первого разведывательного формирования. Поначалу индийские силы браво сопротивлялись натиску пакистанцев. Но вот проклятые «Паттоны» выкатили на мост, и двое из наших бойцов, покинув машины, бежали прочь. Не знаю, что на меня накатило. Я просто кинулся к оставленному танку, откинул крышку люка и прыгнул внутрь. Кое-что я слышал об этой технике, хотя еще ни разу не ездил на ней. Потребовалась пара минут, чтобы разобраться с управлением, и вот мой «Т-пятьдесят пять» поехал. Разумеется, он тут же попал под нещадный обстрел пакистанцев, засевших в укрытиях. Неприятель рассчитывал, что шквальный огонь остановит меня, но я упорно ехал прямо на вражескую траншею, пока эти трусы не повыскакивали оттуда и не пустились в бегство. Правда, один из них попытался было залезть на мою броню. Тогда я попросту развернул тяжелую башню, и стомиллиметровый ствол смахнул вооруженного солдата с корпуса, как муху с молока. Тем временем наши прочие танки вели прицельный огонь по противнику. Через двадцать минут на поле боя остался последний «Паттон», и ваш покорный слуга решил не дать ему уйти. В самом начале погони мы сильно столкнулись. Мой танк загорелся, однако поддаваться страху было некогда. Убедившись, что пушка по-прежнему действует, я продолжал преследование и, приблизившись на пятьдесят ярдов, наконец выстрелил. Вражеская машина замерла, потом откатилась назад и неуверенно завертелась, точно пьяница перед баром. А через секунду «Паттон» исчез в ярких клубах пламени. Добравшись до рации, я сообщил командующему: «Восемь танков противника уничтожено. Ситуация под контролем». Мандиальский мост почти что был у нас в руках. Хотя, оставшись без боемашин, пакистанцы быстро утратили пыл, кое-какие очаги сопротивления уцелели. В районе переправы все еще вели стрельбу неприятельские минометы и пулеметы. А главное, над мостом по-прежнему реял вражеский флаг. Я понял, что должен сорвать его любой ценой. Голова немилосердно гудела после того столкновения, тело покрывали кровавые ссадины от летающих тут и там железных осколков, но Бальвант Сингх дюйм за дюймом приближался к бункеру пакистанцев. Повсюду в обожженных воронках и черной грязи были раскиданы трупы. Блиндаж окружала спутанная колючая проволока. Подобравшись к цели на десять футов, я быстро метнул гранату. Взрывной волной из укрепления выбросило три окровавленных мертвых тела. Впрочем, один солдат остался в живых. Надо было стрелять немедленно! И тут винтовку заело. Противник заметил мое замешательство, торжествующе усмехнулся и нажал на курок. Левую ногу обожгло градом пуль. Я как подкошенный рухнул на землю. А враг прицелился прямо в сердце. Мысленно возношу молитвы, готовясь принять неминуемую гибель, однако в следующий миг вместо оглушительного грохота звучит сухой щелчок. У пакистанца закончились патроны. «Narai Takbir — Allah О Akbar!»[81] — закричал он и бросился на меня с обнаженным штыком. «Джай Хинд!»[82] — ответил я и ловко увернулся от нападения, после чего забил противника насмерть прикладом винтовки. Наконец-то путь свободен! Сорвав неприятельский флаг, я заменил его нашим родным триколором. Минута, когда он забился на ветру там, над мостом Мандиала, останется самым счастливым воспоминанием моей жизни. Хотя за несколько мгновений до нее я потерял ногу. Бальвант Сингх умолкает, и мы замечаем, что он плачет. Наверное, с минуту никто не двигается с места. Затем Путул подходит к рассказчику и протягивает свою тетрадь. Лэнс утирает слезы. — Что такое, ара?[83] Я не стану решать за тебя задачки. — Нет, не надо, — мотает головой мальчишка. — Тогда зачем это? — Вы мой герой, и я хочу ваш автограф. Все хлопают в ладоши. А Дханеш повторяет вчерашний вопрос: — Чем же вас наградили за ту битву? Мужчина в армейской форме выглядит так, словно его затронули за больное место. — Ничем, — отвечает он с горечью. — Из нашего батальона только двоим дали МВЧ, двоих удостоили Вир Чакра, трое моих товарищей получили медали, да еще в Джауриан открыли мемориал в нашу честь. Ну а меня, Бальманта Сингха, не внесли даже в список достойных награды. Никто и нигде не признал моей доблести. — Он тяжело вздыхает. — Однако не стоит грустить. Когда я вижу, как пылает костер у памятника Неизвестному солдату возле Амар Джьоти,[84] моя душа находит успокоение и радость. Знаю, ведь он горит и для людей, подобных мне. — Бывший военный впадает в лирическое настроение и на память читает строчки на урду: — «Внезапно мы явились в этот мир, и так же, вдруг, уйдем отсюда. Давайте же, пока мы здесь, творить великие дела. Пусть даже их не вспомнит этот род — потомки позабыть уже не смогут». Убежище снова погружается в тишину. Неожиданно миссис Дамле начинает петь: «Sare jahan se achcha Hindustan hamara…»[85] Очень скоро все присоединяются к ее патриотическому порыву. Не знаю, что находит на нас, подростков. Не сговариваясь, мы устраиваем стихийный парад — выстраиваемся в шеренгу и маршируем перед Бальвантом Сингхом, салютуя храброму солдату крепко сжатыми правыми кулаками. Это была наша война. Это был наш герой. От избытка нахлынувших чувств мужчина опять плачет. — Джай Хинд! — восклицает он и, хромая, покидает бункер. А мы остаемся слушать разрывы снарядов и шорох слоновьей травы, вдыхать полной грудью запахи пороха и близкой смерти. Мистер Уагле проходит на кафедру, чтобы сделать важное объявление: — Дорогие друзья! Имею честь сообщить вам, что завтра нас посетит команда работников Солдатского благотворительного фонда, сокращенно — СБФ. Глубокоуважаемый премьер-министр, как вам известно, призывает индийский народ щедро жертвовать в пользу бесстрашных воинов, которые не щадят жизни ряди нашей свободы, чести и достоинства. Надеюсь, у каждого из вас найдется, чем поддержать СБФ. — А как насчет нового соседа? — выкрикивает мистер Ширке. — Он тоже солдат и нуждается в нашей помощи! — Точно! Точно! — шумят остальные. — Вы правы. Но думаю, лучшее, что можно для него сделать, — это добиться, чтобы подвиг Бальванта Сингха, совершенный в тысяча девятьсот семьдесят первом году, оценили по достоинству. Завтра же отдадим работникам фонда меморандум, и все до единого под ним подпишемся. Нас охватывает восторг. Похоже, и мы сумеем внести посильную лепту в дело героических освободителей. На следующий день приходят трое. Высокий, коротышка и толстяк. Все — бывшие офицеры. Первый служил на флоте, второй — в армии, третий — в воздушных силах. Коротышка произносит перед нами длинную речь. Он говорит, что солдаты занимаются великим делом. Страна у нас великая. Премьер-министр — великий. Сами мы — тоже великие. Значит, и пожертвования должны быть не менее великими. Тут по кругу пускают корзину, и все опускают в нее деньги. Кто-то кладет лишь пять рупий, а кто-то сотню. Одна из женщин снимает золотой браслет. У Салима за душой ни гроша, и он жертвует свою жвачку, обе новеньких упаковки. Бальванта Сингха сегодня с нами нет: он передал, что неожиданно заболел гриппом. И начинается допрос с пристрастием. — А сами-то вы сражались? — пытает мистер Кулкарни армейца, отставного полковника. — Да, конечно, принимал участие в двух великих войнах: в шестьдесят пятом и в семьдесят первом. — Где именно вы служили в семьдесят первом? — В секторе Чамба, который видел немало великих сражений. — В каком полку, позвольте спросить? — Великий полк сикхов. Я пехотинец. — Должно быть, и награды имеете? |
![]() | Моим родителям, Виноду и Индре Сваруп, а также покойному прадедушке Шри Ягадишу Сварупу | ![]() | Эту книгу я посвящаю моим родителям: Синельниковым Владимиру Ивановичу и Валентине Емельяновне и родителям моей жены: Корбаковым... |
![]() | Эту книгу я посвящаю моим родителям: Синельниковым — Владимиру Ивановичу и Валентине Емельяновне и родителям моей жены: Корбаковым... | ![]() | Если мы совершаем правильные поступки в неправильное время, то уже поступаем неправильно |
![]() | Не портите меня. Я прекрасно знаю, что я не должен получать всего, о чем прошу. Я просто проверяю вас | ![]() | ... |
![]() | На Бхарата-варши нет места замечательней, чем Гауда-деша. Жемчужиной же Гауда-деши является Шри Навадвипа-мандала. В одном из уголков... | ![]() | Посвящается моей семье: Бретт, моим родителям, Эльвире С. Фрисселл, Джоан, Джоэлю и Дженни. Благодарю за вашу поддержку |
![]() | Посвящается моим родителям, Дональду и Фрэнсис Феррис, которые объяснили маленькому сорванцу, что плясать под собственную дудку –... | ![]() | Именно такие испытания приводят если не к смерти, то к успеху. Спасибо и тем, у кого достанет охоты и терпения прочесть эту книгу,... |