Торкиль Дамхауг Смерть от воды Scan: utc; ocr&SpellCheck: golma1 «Смерть от воды»
Скачать 4.01 Mb.
|
2Ей нужно было пройтись. Она шла в город по Конгсвайен. Снега выпало очень много, а тротуар не расчистили. Ее тонкие полусапожки заиндевели, и она скользила по льду. Зазвонил телефон. Она подумала, что полицейский Воутерс. Рано или поздно они выяснят это, Лисс. Что кто-то был там той ночью. Что это была женщина, лет двадцати пяти, ростом выше среднего, очень худая, с длинными рыжеватыми волосами. Им даже не надо ничего расследовать, чтобы найти ее. Каждый, кто знаком с Зако, укажет на нее… Звонила Рикке. Вскорости от нее пришло сообщение: «Где ты? Надо поговорить». Почти целый час она добиралась до площади Харальда Хардроде. Забежала в киоск, купила пачку «Мальборо» и бутылку воды, закурила, как только вышла на улицу. Дальше на Швейгорсгате была квартира, которую она снимала с компанией перед отъездом. Наверняка ее еще снимают. Теперь туда въехали другие. Катрин все еще время от времени посылала сообщения, она даже навещала ее пару раз в Амстердаме. Пожалуй, она самая близкая подруга Лисс. Она достала телефон, чтобы ей позвонить. Катрин жила в студенческой общаге. Она тоже перестала бросать камни и бутылки в заграждения из полицейских, экипированных шлемами и щитами. Два года назад она пошла учиться на политолога в университет и утверждала, что придумала способ сопротивления получше. Для Лисс было недостаточно переехать в другой конец города. Надо было сбежать еще дальше. Трубку не брали, и она сунула мобильный обратно в сумку, зашагала по Грёнландслайре к церкви. Там она остановилась. Обернулась и посмотрела на бетонного монстра, в котором размещалась полиция Осло. С задней стороны было отделение с камерами, где она провела очень много часов. Нет ничего неприятнее звука захлопывающейся за тобой двери. Быть запертой. Не знать на сколько… Справа от полиции была аллея, ведущая к тюрьме. Какой срок дают за убийство? По неосторожности, если ей поверят. Ее экстрадируют в Нидерланды. Интересно, судьи там более суровые? Пять лет? Десять или пятнадцать? Может, больше сорока, потому что она опять сбежала… Быть взаперти. Не на несколько часов или ночь, а на месяцы и годы. Этого она боялась больше всего. Когда не можешь выйти, если поймешь, что надо. Безвольно топать по крошечной закрытой камере. Рвать решетку, царапать стены. Ждать шагов в коридоре, звона ключей. Отведенное время для прогулки. Знать, что так оно все и будет до старости. «Тут речь не о тебе, Лисс», – попыталась думать она. Единственное, что важно, – чтобы нашлась Майлин. Все остальное не имеет значения. Она потащилась вверх в горку ко входу в полицию. Что бы ты сказала, Майлин? Она попробовала передразнить голос сестры: «Никто за тебя этот выбор сделать не может, Лисс». Это не сильно помогло. Она попробовала опять: «Я не хочу, чтобы тебе было плохо, Лисс. В мире для меня нет ничего важнее тебя». Она потянула на себя тяжелую дверь. Ее не сдвинуть. «Знак, – подумала она, – просто так тебя не впускают». Но тут дверь рядом разъехалась, и она вошла в большой зал. На контроле сидела девушка ее лет в форме охраны. Две тонкие бледные косички свисали по воротничку. Кажется, она научилась краситься в детском театре. – Чем могу помочь? – пробурчала она. Лисс взглянула на галереи в зале. Разные отделы, догадалась она, были выкрашены в красный, синий и желтый. – Я здесь из-за сестры. Она пропала. – А-а, – отозвалась блондинка безучастно. – Хотите заявить об исчезновении? Лисс покачала головой: – Вы ее уже ищете пять дней. – Больше она не хотела ничего рассказывать этому жующему жвачку существу. – Те, кто расследует дело, наверняка хотят со мной поговорить. – Как зовут вашу сестру? – Майлин. Майлин Сюннёве Бьерке. – Посидите вон там и подождите. Через пару минут Лисс пригласили обратно к стойке: – Никто из следователей по этому делу не может поговорить с вами сейчас. Напишите имя и номер телефона вот здесь, на листке, и вам перезвонят. 3^ Водитель такси вернул Лисс кредитку. Она уже довольно давно жила по этой карточке. Не знала, сколько еще можно вытянуть из нее, но не хотела выяснять. Шагнула в слякоть. Накануне вечером установилась теплая погода. Большую часть ночи она провела у окна гостиницы на Парквайен, сидела и смотрела на дождь. Она осторожно пробиралась между луж на дорожке к дому. Почти четыре года прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз. Как только она позвонила, дверь осторожно открыли. Появилась голова Таге. – Лисс! – воскликнул он и схватился за лоб. Он отрастил бороду, короткую и седую. На самой же голове едва ли осталась хотя бы одна волосинка. И глаза уменьшились за круглыми очками. Ей стало как-то легче, когда она его увидела. Может, потому, что не мама открыла. Секунду казалось, он хочет ее обнять, но, по счастью, передумал. – Какими судьбами? Ну заходи же. – Он крикнул в глубину дома: – Рагнхильд! Таге все еще произносил ее имя на этот странный шведский манер. Они так к этому и не привыкли. Она помнит, что подумала в тот день, пятнадцать лет назад, когда он впервые к ним пришел: «Тот, кто так странно произносит мамино имя, в наш дом не переедет». Но это не помогло. Таге никто не ответил, и он крикнул еще раз, добавив: – Это Лисс. Лисс услышала какой-то звук в гостиной. Мать стояла в дверях, измученная и ненакрашенная. Она смотрела, разинув рот, но взгляд был далеко. – Лисс, – пробормотала она и осталась на месте. Лисс стащила полусапожки, шагнула через порог в коридор. Заранее решила обнять маму, но тут у нее ничего не вышло. – Ты здесь. – Мать подошла и схватила ее за руку, будто хотела удостовериться, что глаза ее не обманывают. – Вот видишь, Таге, она приехала. – А я другого и не говорил, – заявил Таге и оглядел прихожую. – А где вещи? – Какие вещи? – Чемодан или сумка. – Я просто уехала. – Вот как, – констатировал Таге. Он был старшим преподавателем социологии, если, конечно, наконец-то не получил должность профессора, на которую подавал сотни раз. Он всегда все констатировал, прежде чем позволял себе выразить мнение. Они сидели в гостиной. Сказано было не так много. Лисс повторяла, что не могла сидеть спокойно в Амстердаме и ждать. Мать только кивала, особо не слушая. Казалась еще дальше, чем когда Лисс вошла в дом. Наверное, приняла какие-нибудь успокоительные. Так на нее не похоже, она никогда не притрагивалась к таблеткам. Но теперь веки были тяжелыми, а зрачки маленькими. Таге удалился на кухню, чтобы «подогреть кое-какие остатки», хотя Лисс сначала отказалась. Он хотел принести еду в гостиную, но она предпочла поесть на кухне. Он сел рядом с ней. Мать осталась на диване. Она листала газету, слушала Лисс. – Ты на сколько приехала? – интересовался Таге. Будто на этот вопрос можно ответить. – Как получится. Он кивнул, очевидно, понимающе. – Расскажи, что знаешь о Майлин, – попросила она. Впервые, зайдя в дом, она произнесла ее имя. На этой кухне, где они с Майлин вместе сидели с детства. Лисс не знала, что она помнит на самом деле, а что помнит по старым фотографиям, но она представила себе, как они сидят за этим сосновым столом и завтракают, ужинают, вырезают, и приклеивают, и бросают фишки. – Она, кажется, в четверг пропала? Таге потер кончик носа: – Ее никто не видел со среды. Насколько мы знаем. –: Что ты имеешь в виду? Он покачал головой: – Я не знаю, что имею в виду, Лисс. Я не вправе ничего иметь в виду. – Я должна знать все. – Голос ее звучал подавленно. Таге снял очки, протер их платком. Жир, наверняка брызнувший со сковородки, не стерся, а лег тонкой пленкой на очках. Он подул на них, чтобы они затуманились, снова протер, но и это не помогло. – Она поехала на дачу, – сказал он, перестав протирать очки и надев их обратно. – Это было в среду вечером. Ты знаешь, она туда постоянно уезжает, когда работает над сложными проектами. Лисс знала. Их общая дача, ее и Майлин. Отец оставил ее им. – Она переночевала там, выехала поздним днем, кажется. Люди, которые шли в кафе, там, в лесу… – Ванген, – сказала Лисс. – Да-да. Ванген. Так вот, люди оттуда видели ее машину на парковке у… – Бюстермусан. – Они видели ее в среду вечером и на следующее утро. А днем она пропала. – Куда-то она ведь поехала? Образ Майлин, сидящей зажатой в остове машине в глубокой канаве. Или в горной расщелине. Мысленно Лисс искала ее по дороге, которую так хорошо знала. – Мы нашли ее машину, – сообщил Таге. – Она стояла на парковке на улице Вельхавена у ее офиса. Видимо, она приехала туда днем в четверг. Она должна была участвовать в ток-шоу. – Я читала в газете. Этот старый рок-проповедник Бергер. Таге откашлялся: – Никто из нас не понимает, зачем ей туда понадобилось. Мужик этот – тот еще говнюк, говоря на хорошем норвежском. Лисс пожала плечами: – Он хочет разрушить какие-то табу. Разве это так плохо? – Дорогая Лисс, Бергер и его апостолы – мошенники от свободной мысли, – объявил Таге. – Но скоро уже никто не осмелится говорить это вслух. Страх получить клеймо неполиткорректного человека стал эффективнее любой цензуры, какую только могли изобрести диктатуры. Очевидно, он оседлал своего конька. Таге подошел к холодильнику, достал пиво и два стакана. – Прикрываясь разговорами об освобождении нас от старых предрассудков, они создают новые, которые намного хуже. – Таге, казалось, был раздражен – редкий случай. Он мог быть мрачным и ворчливым, но всегда умел скрывать злость. – Хуже всего, что молодежь его боготворит. Даже самые умные мои студенты смотрят на него как на революционера. Теперь ты подумала, что я старый хрен, который ничего не понимает в новой жизни, или, еще того хуже, что у меня нет чувства юмора. Вообще-то, она всегда думала, что он – старый хрен. Но особую форму саркастичного интеллектуального юмора она за ним признавала. Он даже мог ее рассмешить своей игрой слов. И в целом он был человек добродушный. Просто он ей никогда не нравился. – Бергер заигрывает с героином, педофилией и сатанизмом, переворачивая все представления о правильном и неправильном. Но я говорю студентам, Лисс, что мнение, высказанное публично, обязывает, это общественный поступок и значит совсем не то, что костюм, который ты выбираешь для выхода. – Майлин хотела принять участие в его программе, – напомнила Лисс. Таге глубоко вздохнул: – У нее наверняка были лучшие намерения. Но я сомневаюсь, что ей удалось бы уйти оттуда, не убедившись, что право быть говнюком – первичное, если этим ты развлекаешь публику. – Казалось, он выплеснул давно сдерживаемую фрустрацию, отругав старого, отжившего рокера, которому разрешили торчать в телевизоре. «Тот, кого такие вещи провоцируют, должен быть очень наивным, – подумала Лисс. – И норвежцем. Или шведонорвежцем. В Голландии такое уже давно не привлекает внимания». Она дала ему выговориться, дожевывая еду. Потом прервала: – Ты сказал, ее машина стояла припаркованной прямо перед офисом. Таге подергал себя за бороду: – Вероятно, она заехала туда, перед тем как идти в студию. Мы сели посмотреть программу, но, когда передача началась, ее там не было. А это дерьмо на палочке на ее счет еще и отпускал шуточки. Что она испугалась прийти и прочее бесстыдство. – И никто ее не видел с тех пор? Лисс слышала, как мать встала с дивана в гостиной и пришла к ним на кухню. – Поела? – сказала она бесцветно и положила руку Лисс на плечо. – Я пойду прилягу ненадолго. Она вышла и поднялась по лестнице. Таге посмотрел ей вслед: – Не знаю, как она справится, если что-то случилось по-настоящему. «Случилось по-настоящему», – собралась выкрикнуть Лисс. Прошло уже четыре дня, с тех пор как видели Майлин. Лисс воткнула вилку в спагетти, сунула в рот пол-ложки мясного соуса. Он был безвкусным. Наверное, сутки прошли, как она последний раз ела, но никакого намека на голод не чувствовала. Осушила стакан пива. – Полиция? Таге налил еще: – Они спрашивали нас обо всем на свете. Была ли она в депрессии, пропадала ли она раньше и все в таком духе. Об отношениях между ней и Вильямом. – А что ты об этом думаешь? Он почесал пальцем запачканную лысину: – А что тут думать? Все могло случиться… Дорогая Лисс, мы убиты страхом. Ты, наверное, тоже. Была ли она убита страхом? Она входила в разные состояния, потом из них выходила. Но по большей части чувствовала отчуждение. Время от времени ей казалось, что ее разрывает на куски. И вдруг наступало облегчение: все может кончиться. И снова ее поглощала чернота и парализовала. Она убила. В кармане куртки лежала фотография Майлин. Она могла швырнуть ее на стол перед Таге: «Отведи меня в полицию. Запри меня там. Но я не могу говорить об этом». Он легонько похлопал ее по руке: – Конечно, полиция расследует все, что важно, чтобы разобраться. И раньше случалось, что люди, которые живут друг с другом, ссорятся и… – Он закашлялся. – Ты, кстати, знакома с Вильямом? Она покачала головой: – Говорила с ним по телефону три дня назад. Вот и все. Майлин никогда ничего особо про этого Вильяма не рассказывала, но она никогда не распространялась о мужчинах, а Лисс и не хотела больше про него ничего знать. Она вспомнила сообщение: «Не занимай праздник Ивана Купалы будущим летом». – Он вроде учится на юриста? – Точно, – подтвердил Таге. – Они вместе уже больше двух лет. Мне он кажется симпатичным молодым человеком. Для Рагнхильд он не тот, кто нужен Майлин, но ты знаешь… – Он взглянул на дверь, за которой исчезла его жена. – Рагнхильд намекает, что он оставляет какие-то странные ощущения. Она не может его раскусить. Лисс почувствовала, как в ней шевельнулось старое раздражение. В глазах матери ни один из парней Майлин не был ее достоин. Она всегда говорила, что дочери должны выбирать свободно, и в то же время не оставляла сомнений в том, что им следовало делать. И чаще всего не унималась, пока они не сделают, как хочет она. – А полиция считает, этот Вильям мог… сделать что-нибудь? Таге раздумывал. – Они допрашивали его дважды. Но он был на работе вместе с другими студентами весь день, когда исчезла Майлин. Я забрал его оттуда, он приехал сюда, чтобы посмотреть с нами передачу. Потом Майлин должна была зайти… Мы с Вильямом вместе ездили и искали ее всю ночь. А утром поехали на дачу, вдвоем, чтобы искать ее там. Кажется, он так же раздавлен, как и мы. – Зачем вы поехали на дачу? Ты же сказал, что машину нашли в городе? – Мы не знали, что делать. Надо было испробовать все. – Она могла куда-нибудь уехать? Она сама слышала, как неправдоподобно это звучит, но должна была спросить, чтобы просто остаться на месте, продолжать разговор, не дать себя утянуть… Конечно, Майлин никуда бы не поехала, не предупредив. Она была не из тех, кто заставляет людей волноваться. Лисс могла бы свалить. Майлин, наоборот, хотела, чтобы все знали, где она. – Мы уже задавались всеми возможными вопросами, – сказал Таге мягко. Эта мягкость всегда скрывалась в его голосе и, возможно, выражала покой. – Но куда она могла отправиться и зачем? Рагнхильд даже в Канаду звонила, чтобы спросить твоего отца, не появилась ли Майлин у него. Абсурдная мысль, но поскольку теоретически это возможно… Рагнхильд звонила отцу. Лисс знала, что они не общались уже много лет. Пятнадцать, может быть, или даже двадцать. – И что он сказал? – поинтересовалась она. – Она не дозвонилась. Он, наверное, куда-нибудь уехал. В голосе Таге не звучало никаких скрытых намеков. Он всегда был достаточно умен, чтобы даже намека на критику не было в его словах. Лисс разом обессилела. Она легла в бывшей комнате Майлин, в ее кровать. Слишком измотанная, чтобы заснуть, пульс стучал в горле. Она не ночевала в этом доме с тех пор, как закончила школу. Пришлось встать и походить по комнате между дверью и окном. Включила свет, села за стол и замерла. Над столом все еще висели фотографии. Одна с выпускного Майлин. Светлые волосы, светлые глаза, похожие на мамины, но жизнерадостнее. Другая фотография – они вдвоем с Майлин. Ей, наверное, восемь, и Майлин, стало быть, двенадцать. Они стоят на камне на даче, с которого они прыгали в озеро. Лисс машет руками, кажется, она вот-вот упадет. Майлин держит ее. Она сняла фотографию, изучая каждую деталь. Елка рядом с камнем. Свет, рисующий эллипс на озере далеко за ними. И испуганное лицо Майлин. «Как ты справишься, Лисс?» Она не помнит, как ее снимали, но помнит, каково было стоять, размахивать руками, падать, но тебя снова ловят. – Никогда никого ближе тебя у меня не будет, – пробормотала она. – Я должна тебя найти, Майлин. |
Похожие:
 | Джулиет Эпплбаум и ее невероятного семейства. Простое на первый взгляд дело становится всего лишь первой ниточкой в клубке мрачных... | | «Квантовая теория любви» – необыкновенной силы и эмоционального накала роман известного британского актера и режиссера. Две истории... |
| «Sci-Med Inspectorate» доктор Стивен Данбар, расследующий преступления в сфере медицины, обнаруживает, что за первоклассным оборудованием... | | ... |
| Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше | | Да он и сам не уверен в своей невиновности… Как ему выбраться из этого лабиринта? Быть может, лейтенант полиции Анаис Шатле, для... |
| Над университетским городком Линчёпингом повисло сонное оцепенение, улицы словно вымерли… и вдруг однажды утром в беседке парка найдена... | | «Время моей Жизни» – девятый супербестселлер звезды любовного романа Сесилии Ахерн |
| Спустя полгода ее уже никто не мог спасти – Кристен покончила с собой. Или кто-то помог ей уйти из жизни? У полиции немало вопросов... | | Два еврейских юноши во время Второй мировой войны становятся королями комикса в Америке. Своим искусством они пытаются бороться с... |