Дмитрий Емец Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог
Скачать 3.59 Mb.
|
| ^ Все главные гадости в мире делаются с умным и честным выражением лица. Опора мрака – «хорошие» люди. О чем беспокоится плохой человек? Тихо украсть, хорошо спрятать и сидеть с милой улыбкой, чтобы никто ничего не пронюхал. О чем думает «хороший» человек? Всех заесть, всех построить, за всех все решить и перекроить мир по своему стандарту, при этом не изменившись самому. Свет, защити нас от хороших, а с плохими мы и сами управимся! Эссиорх Было около часу дня, когда Ирка вышла на балкон и завыла волчицей. Она давно потеряла способность превращаться в волка, но вой был убедителен: так надрывен и печален, что многочисленные собаки во дворе сперва пугливо притихли, а затем разом, точно по команде, разразились брехливым лаем. Ирка смущенно кашлянула и вернулась в комнату. – Ну как? Выпустила пар? – шепнул Багров. Ирка кивнула, натягивая на лицо вежливую улыбку. Брунгильда повернулась на стуле, который даже не скрипнул, а жалобно всхлипнул. – Девять… всего девять, а должно быть десять! Так я и знала! Это конец! – прохрипела она, потрясая пузырьком. – Почему конец? – терпеливо спросила Ирка. – Как ты не понимаешь? Вчера у меня было двадцать витаминок С! Я специально пересчитала! А сегодня осталось девять! Значит, я случайно выпила одиннадцать вместо десяти! Я срочно должна посмотреть в Интернете, насколько это опасно. Ну, конечно, тебе-то все равно, что бы ты ни говорила! Ирка мягко забрала пузырек. – Их десять! – Девять! – Десять. Смотрите: два шарика склеились! Брунгильда проверила, правду ли та говорит, и только тогда согласилась успокоиться. – А-а, значит, ложка была мокрая! Уф, у меня сердце провалилось! Ну да, вас-то, конечно, глупо грузить моими бедами! Ирка и Матвей уже третий час сидели у будущей валькирии каменного копья и понемногу начинали звереть. Она умела заводить (и заводиться) лучше золотого ключика, круглогодично пребывала в состоянии вежливой истерики, которая была гораздо тяжелее, чем если бы она просто швырялась утюгами, потому что от него еще можно увернуться, а от вежливой истерики не спрячешься. Валькирию, еще не знавшую, что она валькирия, звали Галиной, но все, даже родители, называли ее Брунгильда. Было ей лет двадцать пять. Круглые серые глаза, редковатые брови, нос картошкой, короткие торчащие волосы. Брунгильда была огромна, как медведица, но не толста, а именно огромна. Щекастая голова, минуя шею, упраздненную природой за ненадобностью, сидела на мощном туловище. Руки были так могучи, что могли придушить лошадь. Про ноги и говорить нечего. Это были не ноги и даже не колонны, а нечто неизвестное даже древней истории, богатой всевозможными Данаями, Златыгорками-богатыршами и прочими дамами атлетической комплекции. Когда Багров впервые увидел ее со спины, он решил, что это мужчина-культурист, одетый в женскую кофту. Но когда она обернулась, понял, что обознался. Поначалу Брунгильда отнеслась к новым знакомым подозрительно. Как и многие москвички, она была убеждена, что столица населена толпами маньяков и единственный способ выжить – никому не верить, ни с кем не разговаривать, никому не улыбаться, никому не смотреть в глаза, и тогда, возможно, тебе дадут чуть-чуть пожить. При всем своем богатырстве она была пуглива и женственна. При всяком шорохе вздрагивала, боялась резких звуков и острых предметов, носила шляпку со скрещивающейся ленточкой и шелковые кофточки, в ухе виднелась изящная сережка-бусина, а на запястье – браслет в виде дудочки из растягивающейся резинки. И только когда Багров, зайдя со спины, незаметно достал трубочку от шариковой ручки и выдул на ее волосы немного заговоренного праха одесского авантюриста Бубы Садовского, человека, способного втереться в доверие даже к мумии фараона, Брунгильда преисполнилась необходимой доброжелательности и пригласила их домой. Пока они поднимались по лестнице, Ирка незаметно толкала Матвея локтем и пилила его за некромагические штучки. Он вздыхал и неубедительно бормотал, что Буба не возражал бы и вообще все делается только «заради доброго дела для». – Фулона этого не одобрила бы! – Ну так и чего ж она все на нас спихнула? – резонно возразил Багров. Постепенно действие праха начинало слабеть. Брунгильда вертела головой, поправляла волосы и явно не понимала, какая муха ее укусила, что она пригласила к себе эту юную парочку и переводит на нее зеленый чай. Ирка поняла, что мешкать больше нельзя. – Э-э… ну… нам нужно вам кое-что сказать! Вы должны стать валькирией! – выпалила Ирка. К ее крайнему изумлению, Брунгильда отнеслась к предложению без удивления. Она работала гримершей на киностудии, и, следовательно, искусство было ей не чуждо. – А-а, так вот вы откуда! Я как-то снималась в кино! Какая-то муть-баламуть про взятие Рима! Варвары лезли на стены, а женщины и дети бились с ними за пятьдесят рублей в час, – будущая валькирия смущенно облизала нижнюю губу. – Сама не знаю, что на меня нашло. В общем, я вдруг поверила, что это правда. Снесла троих тележным колесом. Отбросила от стены лестницу, по которой лезло шесть каскадеров. Ну и орали же они! Один сломал ногу, у другого смещение чего-то там… – И чем закончилось? – спросил с интересом Багров. – Да ничем! Меня вывели со съемочной площадки, а я устроила режиссеру истерику, потому что сорвала себе ноготь! Но им-то, конечно, начихать на это с высокой колокольни! – Так вы согласны? Если да, я вручу вам копье, щит и шлем. А дальше в курс дела вас введет Фулона! – сказала Ирка торопливо. Ей хотелось поскорее скинуть с себя это поручение и всю связанную с ним ответственность. И так уже по углам мерещились сухонькие старушки, полные идей и предложений. – Как вы сказали? Фулонская? – оживилась Брунгильда. – Не Эсмеральда Степановна? Кажется, кто-то из наших с ней работал. Кто она? Помреж по реквизиту? Постановщик батальных сцен? – Ближе к батальным сценам… Нам лучше выйти на улицу. Здесь я не смогу дать вам копье! – для начертания руны Ирке нужна была земля. Брунгильда допила чай и поднялась, отыскивая глазами ключи от машины. – Мне как раз на работу! Все равно пришлось бы закругляться! – сказала она, радуясь, что появился повод выпроводить гостей. – Макар, можно вас попросить? – Матвей! – Возьмите, пожалуйста, мою сумку! Мне нельзя поднимать больше двух килограммов! Багров выполнил просьбу. – Взятие Рима! Ха! Лучший дубль угробили, потому что Аттила забыл снять часы. Помогавшие ему варвары через одного были в носках… Давала себе слово, что никогда больше в это не влезу! А тут валькирия! – бормотала Брунгильда на лестнице. Оказавшись на улице, Ирка собралась идти в парк, не решаясь чертить руну на заплеванной клумбе, но Брунгильда отказалась. – Парк будет и по дороге! Я вас подброшу. Забирайтесь! У нее был высокий джип, праворульный, просторный, как сарай, и очень резвый. На дороге она была так же двойственна, как и в жизни. То бешено сигналила, ускорялась и проскакивала светофоры на только что зажегшийся красный, то безо всякой надобности останавливалась и начинала пропускать грузовик, появившийся в конце улицы. Наблюдая за подобным вождением, Ирка легко представляла, как она сначала отбрасывает от стены тяжеленную лестницу, а потом начинает ныть из-за ногтя. К тому же у Брунгильды обнаружилась привычка к самоукорению. – Ой, нехорошо поступила! Ой, «Тойоту» подрезала! Ой, обогнала! Ой, пешехода не пропустила! – причитала она всю дорогу. – А вы пропустите, тогда и ругать себя не надо будет, – весело посоветовал Багров, которому доставляло удовольствие поддразнивать ее. – Ага, щазззз! – окрысилась она. – Чтоб меня на работе вздрючили? Ну вот ваш парк! И где тут машину бро… Неожиданно по капоту точно кувалдой шарахнуло – джип подпрыгнул козлом, зажевав что-то колесами. Вскрикнув, Брунгильда ударила по тормозам. Ирку швырнуло грудью на спинку переднего кресла. Сидевший впереди Багров едва не вышиб головой лобовое стекло, потому что, разумеется, и не подумал пристегнуться. – Ой, я старушку сбила! Ну куда она перлась? Откуда вообще взялась? Брунгильда завизжала, раскачиваясь за рулем. Потом замолчала на несколько секунд, втянула воздух и снова завизжала. – Какая бабка? – крикнула Ирка, дождавшись очередного дыхательного промежутка в визге. – Откуда я знаю! Бабка! Просто бабка! – Как она выглядела? Брунгильда наконец выскочила на дорогу и заплясала на месте, боясь заглянуть под машину и отдергивая себя руками за одежду. – Какая разница? Маленькая такая!.. Может, еще дышит? Ой, я боюсь смотреть! Ты посмотри! – И с недетской силой она начала толкать вперед Ирку, не забывая при этом отворачиваться. Ирка пугливо обошла джип. Со стороны багажника на дороге лежала Аида Плаховна Мамзелькина и, приподняв черепушку, тянула из фляжки какое-то пахучее дрянцо, заставлявшее ее носик последовательно перебирать все цвета радуги. Прямо поперек ее груди остался пыльный след от колеса. – Вы живы? – издали наклоняясь, спросила Ирка. Осознавала тупость вопроса, но все равно спросила. – Да хто ж меня возьметь? – удивилась та. – Помоги-ка мне, девонька, встать!.. Охоханьки! И ездиют, и ездиют, гоняють как оглашенные, никакой совести нету! По людя́м как по асфальту! Ирка помогла. – Отряхни меня! Она отряхнула ей спину, стараясь не касаться опавшего рюкзачка. – Вы же специально под машину бросились! – не выдержала девушка. Мамзелькина изобразила такое крайнее негодование, что сама не выдержала его накала и хихикнула. Звякнула пробкой на цепочке, отхлебнула из фляжки. – А я ведь, голуба, по делу к тебе! Тут слухи ходят, ты копья всем желающим раздаешь? – Откуда вы знаете? – быстро спросила Ирка. – А, ну да! Следили? Подслушивали? Когда это было выгодно, Плаховна сразу глохла. – Ась? Хтось кудыть пошел? Громче балабонь, девка, а то я ни хмыря не слышу!.. – Не притворяйтесь! Зачем оно вам? Старуха вытянула руки, с удовольствием вслушиваясь в треск костяшек. – А это уж не твоего ума, голубица! Может, валькирией хочу стать? – быстро ответила она. – А не много ли хотите? Мамзелькина скромно потрогала пуговку на воротнике. – Вредно не много, а нагло хотеть! Хотя к мраку это никоим боком и не относится. Она открутила пробку и, позволив ей повиснуть на цепочке, присосалась к фляжке. Закрутила, промокнула краем платка губы и тут только, спохватившись, что спирт не вода и требует особой мимики, брезгливо поморщилась. – Вот что, милая! Пошутковали, и будя, – сказала она сухо и решительно. – Ты копье отдай! А тетенька твоя без него как-нибудь перебьется! – Нет! – торопливо и испуганно сказала Ирка. – Я, березка моя недорубленная, редко прошу! Но если прошу, отказов не принимаю! – предупредила Аидушка. – Не отдашь – Багрову твоему и поплохеть может! Оно конечно, сердчишко я ему надежное подарила, да только чего в жизни не бывает? Сейчас тикает, а через пять минут остановилось! – Ничего вы ему не сделаете! Свет все решает! У вас прав нет! – с горячностью крикнула Ирка. – Ты, милочка, насчет этого не сумлевайся! Правов забрать его у меня до ушей и залейся! Сердце я давала? Я! Вот и заберу свое! Ирка задохнулась, хотела вспылить, но Мамзелькина нетерпеливо шевельнула высохшими пальчиками, и против воли ноги отнесли Ирку к машине. Багров сидел на прежнем месте, держась ладонью за грудь. Крупные капли пота на его лице дрожали. Он вытирал их, стряхивал руку, а они вновь выступали. – Сам не пойму, что со мной! Выдохнул, а вдохнуть-то и не могу! Сейчас уже полегче! – сказал он, виновато оглянулся на Ирку и внезапно снова стал задыхаться. Она увидела, как синеет его лицо, как пальцы царапают грудь, как рот судорожно пытается зачерпнуть воздух. Она рванула к Матвею, но ноги заупрямились и отнесли ее к Мамзелькиной. Ирка бросилась к ней, вцепилась в плечи. Старушка оказалась легкой, почти тряпичной. Должно быть, столько весят иссохшие, утратившие влагу мощи. – Пустите меня к нему! Да пустите же! – крикнула она. Мамзелькина посмотрела на нее пустыми глазами. – Да или нет? Отдаешь копье? – Да-да-да! – Вот и умница! И поспеши! А то помрет ить! – Аидушка сострадательно шмыгнула носиком. Ирка заметалась. Вспомнила о руне, дернула рукав. – Вот это… надо на земле… где земля? – Сюда, голуба! Не гомонись, успеем! Мамзелькина подтолкнула ее к вытоптанной клумбе за киосками. В руку девушке сам собой прыгнул ржавый гвоздь. Ни о чем не думая, вся во власти страха за Матвея, она начертила руну, торопливо срисовав ее с запястья. Старуха следила за ней голодными глазами, изредка поглядывая на свою косу, которая корчилась под брезентом, как живая змея. Ирка чертила. Руна, возникавшая на вытоптанной, с белыми кляксами голубиного помета земле, наполнялась расплавленным серебром. Ей и прежде случалось иметь дело с рунами, однако эта была особенной. Обычно они начинали сиять, только будучи полностью завершенными. Бывшая валькирия царапала сухую землю гвоздем, безошибочно ощущая, как в пространстве где-то близко материализуется копье Таамаг. Только когда все было закончено, она выпрямилась. Копье, щит и шлем висели в воздухе на расстоянии вытянутой руки от Мамзелькиной. Почему-то Аидушка не спешила их хватать. Шипела и козырьком закрывала глаза, защищаясь от яркого света. Казалось, она хочет, но не может коснуться копья Таамаг. По ее косе пробегали волны – она выпрямлялась и, утрачивая пугающий горб, становилась похожа на копье валькирии, закутанное, правда, все в тот же линялый брезент. «А что, если и оно когда-то… нет, чушь какая!» – подумала Ирка, и не развившаяся мысль была мгновенно вытеснена беспокойством о Багрове. – Готово! Забирайте!.. – Рано. Перекладину еще одну… здесь… – сипло распорядилась Мамзелькина. Старуха стояла на коленях и, склонившись над руной, дрожащим пальцем чертила в воздухе, подсказывая Ирке. – НЕТ! Не буду!.. Матвей… – Жив твой Матвей! Пока… Плаховна нетерпеливо дернула подбородком. Из джипа донесся хрип – страшный, смазанный, будто задыхающемуся человеку дали захватить воздуха, после чего вновь сдавили горло. Ирка отчаянно вонзила гвоздь между пылающих струек серебра и, не думая, что может обжечься, начертила перекладину. Ей почудилось, что где-то в пространстве ударили железным прутом по подвешенному рельсу. Мамзелькина поднялась и отряхнула колени. Щит, копье и шлем, до этого висевшие в воздухе, шлепнулись на газон и остались валяться в пыли. – Хорошо, голуба! Не ошиблась я в тебе! Сама такая была, цветы целовала… – забормотала старушка и начала торопливо срывать с себя старую куртку. Оставшись в черной, с осыпавшимся черепом, майке, жалобно болтавшейся на ее костях, бросилась обматывать курткой наконечник лежащего копья. Обматывала плотно и тщательно, не оставляя ни малейшего зазора. Несколько секунд Ирка в недоумении смотрела на нее, затем рванула к машине. Мамзелькина поймала ее за руку. Совсем недавно невесомая, теперь она была непоколебима, как громадная колонна Большого театра. – Пустите! Я все отдала! Пустите меня к Матвею! – Да на что он тебе? Запустила я ему сердчишко! – морщась, отозвалась Аидушка. – Хочешь бежать – так беги! Только копье прихвати! – Копье? Зачем? – почти испугалась Ирка. – Как зачем? Твое оно теперь, зернышко мое недоклеванное! Брунгильдихе не вздумай отдавать – оно ее насквозь просадит, – серьезно предупредила старуха. – А разве вы не?.. – На что оно мне? Думала: себе оставлю? Мне, милая, валькирией уже не стать, хоть все копья мира собери! Мамзелькина хихикнула, точно мышь заскреблась в старых газетах. От изумления Ирка перестала вырываться. Видя это, Аида Плаховна отпустила ее и вновь принялась оправлять куртку, скрывавшую наконечник копья. – Сама гляди, коль желание будет, а никому другому не показывай! – беспокойно кудахтала она. – Куртка – это так, что первое нашлось. Брызент раздобудь! Хороший, военный, с-под палатки! В два, в три слоя пусти… А то отбросит еще кто лыжи без разнарядки – выговор нам впаяют. Нарушение енто по нашей части! – По нашей части? – с досадой повторила Ирка. – Вы что, обкурились? Глазки Мамзелькиной лукаво сверкнули. – О, дак ты меня уже и бояться перестала! Хамишь! Ну дак по-свойски, так по-свойски! Какие могут быть между менагерами счеты? На-ка, внучка, подержи! – велела она. И прежде, чем Ирка сообразила, что именно ее просят подержать, в руках у нее оказалась покрытая брезентом коса Аиды Плаховны. Первым желанием было отбросить ее, но Ирка замешкалась и машинально вцепилась в нее еще сильнее. Коса перестала корчиться и вела себя вполне прилично, как ручная. – От! Видишь! – торжествующе воскликнула Мамзелькина. – И моя тебя признала! А попроси я любого прохожего ее подержать, хучь бы даже Прасковью или самого Мефодия Буслаева, ужо ба, болезные, синенькие лежали!.. Ну все, давай сюды! Нечего на чужой струмент зариться! У тебя свой теперь есть! Ирка оглянулась на каменное копье, лежащее на газоне. Оно было знакомо ей до боли. Ирка отлично помнила это древко в руках у Таамаг. Знала и этот скол, и обмотку у наконечника, и два эспандерных кольца из литой резины, которые предыдущая владелица надела, чтобы копье не скользило во время броска. Вспомнила даже ее шутку про эти кольца, что вот, мол, кому что, а ей и эспандер обручальное кольцо. Поженилась с ним на веки вечные. Особым чувством юмора Таамаг никогда не обладала, однако всегда любила хохотать своим простым остротам. Взгляд Ирки помимо ее воли примерз к копью. Особенно к его обкрученному курткой наконечнику. Она видела, что под курткой копье начинает кривиться, принимая до ужаса знакомую форму. В Иркину душу мерзлой змеей скользнуло подозрение. – Я не хочу быть смертью!!! – крикнула она. Мамзелькина смотрела на нее с нескрываемым ехидством. – Ух ты, горе луковое! Не хочет она, ути-пути! ^ , но ты теперь смерть. Я старшой менагер некроотдела, а ты младшой, под моим началом! И Аида Плаховна дернула головкой, точно спеша представиться. – Нет! Не хочу! – А я, что ли, сильно хочу? Да надо! Спроси на поле брани, кто хочет помирать, а кто по домам идти, дык и поле опустеет! – Новобранцы приносят присягу! – упрямо сказала Ирка. – А ты начертила руну! И не просто, а с добавлением! Никто тебя за руку не дергал! Сама своего Багрова всему предпочла и на свет ваш наплевала! – мгновенно отозвалась Мамзелькина. Ирка сомкнула губы. – Не возьму! – сказала она упрямо. – Плевать! Просто не возьму и все. Пусть здесь лежит! Старушонка передернула плечиками. Без куртки майка была ей слишком просторна. Страшно было даже смотреть, какая Плаховна вся иссохшая. Руки казались руками скелета, местами кожа порвалась и обнажились кости. – Дело хозяйское! Ты не возьмешь – другой кто позарится. Да только взять не сможет: мертвым свалится. Горе-то какое, охохоханьки! А ежели дите какое? Вот хоть бы они? – озабоченно цокнув языком, Мамзелькина показала на другую сторону улицы, откуда за ними с любопытством наблюдали два подростка лет по тринадцать. Дальнейшая судьба копья явно не была им безразлична. – И что теперь? Никак и никогда? Для валькирий оно навеки потеряно? – беспомощно спросила Ирка. Старушка по-птичьи взглянула на нее и замахала ручками. – Ой, не знаю я, березонька! Не знаю! Их дело – они пущай и разбираются! У меня своих забот до зарезу! – с какой-то ускользающей поспешностью сказала она. – Ну прощевай, родная! Как созреешь – позови. А меня хоть шепотом теперь окликни – услышу! Трехкопейная дева хотела крикнуть, бросить что-то, вспылить, но отвечать было уже некому, а «пылить» так и подавно. Вначале исчезла коса, за ней – Мамзелькина. Последним согласился сгинуть задержавшийся рюкзачок. С минуту девушка упрямилась, оставаясь на месте. Грозила подросткам кулаком, притворялась, что хочет бросить в них камнем, но те не уходили, а прятались за киоском и жадно высматривали щит, копье и шлем. Она сдалась. Подобрала все и на ватных ногах, выжатая как лимон, вернулась к Матвею. Брунгильда трусливо выглядывала из-за джипа. Ирка попыталась обойти ее, но та растопырила руки, не пропуская. – Ну! Что там? С кем ты говорила так долго? – А? Что? Ни с кем! – Ирка говорила и не слышала себя. – Как ни с кем? Не может быть! Рядом с тобой старуха стояла! – Ну и стояла. Я ее успокаивала. Вы ей по сумке ударили. Она поорала и учапала себе! – сквозь зубы сказала Ирка, даже не пытаясь напрячь воображение. Она знала: Брунгильда охотно поверит. Всякий человек поверит во что угодно, если это снимает с него ответственность. Ирке было все равно. Брунгильду она ненавидела в этот момент так сильно, как мы ненавидим только людей, перед которыми виноваты. – А вмятина на капоте?.. А-а, ясно! В сумке были банки! Полной банкой по машине шарахнуть – мало не покажется! – сама себе объяснила та. Теперь соображала, не обидеться ли на бабку и не догнать ли ее с целью компенсации ущерба. Решила не догонять. Лишившаяся банок старуха была небезопасна. Ирке наконец удалось избавиться от Брунгильды, отправившейся осматривать асфальт, и прорваться к машине. Матвей сидел на прежнем месте, весь мокрый от пота, и прыгал губами. – Вот гадость… никогда так скверно не было… даже когда Мировуд меня на сутки живым в землю закапывал… – он попытался улыбнуться, но получилось совсем жалко. – Где ты пропадала? О, и копье Таамаг с тобой! Зачем ты его тряпкой обкрутила? Сними! – Не трогай! – крикнула Ирка, ударив его по руке. Им кто-то посигналил, требуя освободить дорогу. Трехкопейная дева отодвинулась. Словно глумясь над ней, мимо проехал синий фургон фирмы «Ритуал». В его затемненном стекле отразились Багров, стоявшая рядом Ирка и еще кто-то третий, неуловимый, с затрепанным рюкзачком. – Идем отсюда! Вставай! – резко крикнула она. Матвей послушно вылез из машины. – А ты копье отдавать не будешь? Кстати, до меня доперло, что в северных мифах Брунгильда является валькирией Брингильдой, а в норвежских сагах она же – валькирия Сигрдрива! Забавное совпадение, да? – спросил он. – Идем! Да идем же! Зачем ты меня мучаешь?! – в отчаянии крикнула Ирка, отворачиваясь, чтобы он не видел лица. Наконец удалось сдвинуть Матвея с места. Они протиснулись между припаркованными автомобилями и юркнули за киоски. Вернувшаяся через полминуты Брунгильда долго созерцала пустое пассажирское кресло. Через стекло заглянула в салон. Сообразив что-то, охнула и кинулась к бардачку. Проверила кошелек и документы. Все было на месте. – Смылись… посылают кого попало… только время отняли, – пробормотала она. Успокоившись, Брунгильда села в машину, хлопнула дверцей и помчалась. Два светофора проскочила на красный, на третьем же с визгом тормозов остановилась на едва мигнувший зеленый и стала пропускать мамочку с ребенком, появившуюся где-то метрах в ста от дороги. Жизнь продолжалась. |
Похожие:
 | Например, в слове «люблю» видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое‑то приятное дыхание любви | | Например, в слове «люблю» видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое‑то приятное дыхание любви |
| Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... | | Канцелярии Мрака разработал гениальный план, в результате которого Огненные врата вернут в наш мир Кводнона – самого коварного, жестокого... |
| Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... | | Эта книга не является продолжением «Болтливого сфинкса». Ее события происходят вскоре после «Колодца Посейдона» и предшествуют «Локону... |
| Если ты самовольно решил присоединиться к космической экспедиции и бежать в космос, то жди неприятностей! У тебя на пути обязательно... | | Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... |
| Оно, конечно, я девушка приятная во многих отношениях, интеллектуально подкованная, морально упитанная, с тридцатью килограммами... | | Например, закладка со стрекозой дает право на второй шанс: каким бы ни было прошлое, его можно полностью изменить. Живые закладки... |