Дмитрий Емец Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог
Скачать 3.59 Mb.
|
| ^ Порой мне хочется повесить у себя над письменным столом фотографию самого тяжелого ребенка-инвалида, пожизненно прикованного к постели. Тогда в тяжелые минуты я буду смотреть на него и перестану жалеть себя. Ирка Их обогнала пожарная машина. Сирена была выключена, лишь мигалка плескала на крыше. Эссиорх проводил ее взглядом и включил поворотник. – Мы почти у цели. Толбоня жил где-то здесь! Они проехали по луже, которая, точно плиткой, выложена была желтыми листьями. Хранитель перевалился передним колесом через бровку, слез с мотоцикла, потрогал переднюю втулку и довольно ухмыльнулся. – Не греется! – похвалился он Мефу. – Кто? – Подшипник! Буслаев провел ладонью по теплой коже седла. На седле были мелкие капли: начинал моросить дождь. – Мне бы твои заботы! – сказал он. – Правда? – приятно удивился Эссиорх. – Махнемся? Только в полном объеме? Меф знал, что поменяться ими нельзя, но хранитель смотрел подозрительно серьезно, и Буслаев пошел на попятную. – Да нет, я так. К слову пришлось… – пробормотал он. Они прошли один двор, затем второй. Эссиорх шел вначале быстро, а потом стал как-то замедляться, с сомнением поглядывая по сторонам. В третьем дворе, украшенном разрисованными цветочками качелями, он остановился и сурово посмотрел на свое отражение в луже. Отражение так же посмотрело в ответ, и они разошлись каждый в свою сторону. – Ничего не пойму. Это не здесь! – сказал хранитель. – Ты же говорил: здесь. – Здесь, – согласился Эссиорх. – Но не здесь. Куда-то мы не туда повернули! Он снова огляделся и внезапно хлопнул себя по лбу. – Киоски! Вот в чем дело! Их перенесли на другую сторону! Барышня танцует от печки, а я танцевал от киосков! Возвращаемся назад! Они вернулись в первый двор. Асфальтовая дорожка, описывая непонятные петли, забирала влево. Меф втянул ноздрями воздух. – Слышишь? Помойка какая-то горит! – сказал он. Эссиорх тревожно покосился на него, но ничего не сказал. С каждым шагом запах дыма усиливался. Хранитель наклонился вперед и шел быстро, втягивая ноздрями воздух. Они обогнули гаражи и вновь встретились с пожарной машиной, которую уже видели. Она стояла на краю чего-то большого и темного. На стены ближайших домов, на машины, на деревья налипла жирная гарь. – Мрак нас опередил! – сквозь зубы сказал Эссиорх. Перед ними лежало пепелище. Уцелевшая деревянная стена торчала, как черный зуб. Все уже догорело и чадило где-то в глубине, под завалами. Воздух был затянут дымом. Тени от фигур падали не на землю, а на него. Казалось, перед тобой бежит серый призрак, который пытаешься, но не можешь догнать. Протягиваешь руку – и он тоже протягивает руку, в которой пляшут отрывающиеся от пожарища белые хлопья. Со стороны уцелевшей стены громоздились вещи, которые, как видно, выбрасывались из окон или выносились в большой спешке. Какие-то чемоданы, компьютерные мониторы, одежда. Больше всего почему-то было стульев, но Меф заметил и три разбитых телевизора. Пространство вокруг дома было огорожено полосатой ленточкой. У дивана, громадного, как дохлый бегемот, стояли два пожарника. Один терпеливо наливал ему в дымящееся брюхо воды, а другой, сидя рядом на корточках, с любопытством отдирал ногтем неприличную наклейку. Эссиорх и Меф подошли к ним. – Сюда нельзя! – заявил пожарный, отдиравший наклейку. Его напарник толкнул диван сапогом. Тот качнулся и плеснул водой. – Почему? – заартачился Меф. – Не положено, – упрямо повторил пожарный и, медленно вставая, стал вырастать на глазах. – Почему? – Закон! – он вырос еще на полметра. – Какой? – напирал Буслаев, включив в себе внутреннего осла. – Федеральный! – сказал пожарный, становясь совсем огромным. Не дожидаясь, пока он достанет головой до неба и проткнет его, Эссиорх успокаивающе положил одну ладонь на плечо Мефу, а другую – на сгиб локтя пожарного. – Да ладно вам, ребят! Мы посмотрим и уйдем. Парень задумался и от этого стал чуть меньше. – Журналисты, что ли? Все равно не положено! – повторил он. – А за бутылку пива положено? – улыбаясь глазами, спросил хранитель. Пожарный взвесил всю тяжесть федерального закона и за дешево продавать отказался. – Три бутылки! – А чего так много? – Нас двое и водитель. – Да спит он! – сказал Меф, успевший заглянуть в пожарную машину. Быстрорастущий парень возразил, что правильный водитель и во сне видит пиво. Эссиорх оглянулся на Буслаева, и несостоявшийся повелитель мрака потащился в магазин. Когда вернулся, хранитель с пожарными ходил по пепелищу и получал необходимые объяснения. – Ночью сгорело. Полыхнуло как спичка, сразу со всех концов! – охотно рассказывал парнишка, ставший постепенно совсем нормального размера. – Три этажа. Шесть экипажей работало. Ребята, что тушили, говорят – все музыка какая-то звучала. – Музыка? – быстро переспросил Эссиорх. – Ну да. Вроде дудочки играли. Они спустились посмотреть: может, думают, остался кто. Да кто там останется? Сквозь маску и то не продохнуть. Дым один. Пожарный озабоченно почесал за ухом. – Ладно, посмотрели, и давайте отсюда! Сейчас из полиции приедут – будут все хозяйство на охрану принимать!.. Эй, куда? Пиво-то давайте! – Ничего себе свет! Подкуп и спаивание должностного лица! А еще хранитель! – сказал Меф, забираясь на мотоцикл позади Эссиорха. – Я плохой хранитель, – грустно отозвался тот. – Лучшие сотрудники Прозрачных Сфер сделали бы это безо всякого пива, на одних улыбках и пробуждении человечности, а мне, видишь, пришлось проставляться. Эссиорх завел мотоцикл. Стартовал резко, и Буслаеву пришлось ухватиться ему за пояс. Вскоре они были уже далеко, но запах гари долго не покидал ноздри. По дороге хранитель несколько раз смотрел в мотоциклетное зеркальце – Мефу показалось, что он делает это чаще, чем обычно. – Как думаешь: они нашли, что искали? – спросил Буслаев, имея в виду тех, кто убил Толбоню и спалил дом. Эссиорх дернул плечом. Мотоцикл качнулся, отреагировав на движение руля. – Кто его знает? Но если нашли – зачем заставили суккуба чего-то у тебя требовать? Если бы не это, мы никогда не вспомнили бы о домовом Толбоне! – А может, им зачем-то надо было, чтобы вспомнили? – предположил Меф. – Тоже вариант, – согласился хранитель. У Буслаева оставались еще вопросы, но Эссиорх на них не отвечал. Ему надоело перекрикивать глушитель. Вскоре они переехали трамвайные пути, поддав газу, наискось поднялись на несколько ступенек и остановились неподалеку от старинного дома с часами рядом с памятником академику Вильямсу. Автобусная остановка толпилась широкоплечими и загорелыми студентами из сельскохозяйственного. Они нетерпеливо подскакивали и вставали на цыпочки, стараясь первыми углядеть автобус. Среди студентов похожий на печальную черепашку притулился маленький преподаватель с кожаным портфельчиком. Каждые три секунды его толкали, но потом обязательно говорили: «Извините!» Он вздыхал и втягивал голову в панцирь. На скамейке сидела худенькая рыженькая девушка и держала на коленях молодого человека. Он был истинным рыцарем, очень переживал и поминутно спрашивал: – Насть, тебе не тяжело? Может, я хотя бы сумку на асфальт поставлю? Она упрямо мотала головой. Метким толчком ботинка Эссиорх поставил мотоцикл на подножку рядом с памятником. Вильямс смотрел в сторону, отчего казалось, что он за что-то дуется на хранителя. – Здесь нас не подслушают. Академик наш человек. Ночью он сходит с постамента, глушит нежить в парке сельхозакадемии и топит ее в пруду рядом с полиграфинститутом, – сказал Эссиорх. – Что-что он делает? – переспросил Меф. – Да шучу! Просто стоит блокировка на мрак. – То есть здесь можно свободно говорить? – уточнил Буслаев. Эссиорх зачем-то обернулся. – Ну, не совсем… Хотя комиссионеров здесь, конечно, нет. Внезапно он метнулся к кустарнику, скрылся там и несколько секунд спустя появился с девушкой, которую тянул за собой, держа под локоть. Девушка была в бейсболке и огромных темных очках, закрывавших половину лица. Подбородок прижимала к груди. – Не бойся! – ласково сказал Эссиорх. – Мы тебя не тронем. Зачем ты следишь за нами? Девушка, отшатнувшаяся было, внезапно остановилась и бросилась перед хранителем на колени. Меф узнал ее, только когда слетела бейсболка. Это была Миссис Трабл. – Лада? – воскликнул он. Девушка оглянулась на него, но оглянулась слепо. Заметно было, что для нее теперь существует лишь Эссиорх. Буслаев отошел на второй план. Рядом с солнцем свеча меркнет. – Я поняла, кто вы! – произнесла она с восторгом. Хранитель вежливо пожелал узнать, и кто же он. – Запредельное существо из потустороннего мира! – произнесла Лада еще более парадным голосом. «Запредельное существо из потустороннего мира» смущенно почесало пальцем нос, оставив на нем след машинного масла. – Ну и как ты меня вычислила? – спросило оно. – Я слышала, как вы говорили с Мефодием! Он всегда был такой странный, не похожий на всех. То ходит побитый, то вдруг исчезнет! И при этом у него всегда были такие гла-а-аза! Глаза Мефа Эссиорха не интересовали. Разве что на предмет поковыряться отверткой. – Подслушивала? – перебил он строго. Миссис Трабл торопливо замотала головой. – Нет-нет, что вы! У Мефодия случайно нажался телефон в кармане! Не сейчас, еще весной. Я заинтересовалась, постепенно во всем разобралась, потом стала следить за вами. Мой дядя таксист! Мы ездим по пятам уже несколько дней! Умоляю, скажите, что мне сделать, чтобы сохранить эйдос? Заметно было, что, не стой Лада на коленях, она бухнулась бы на них повторно. Мефу хотелось сквозь землю провалиться. Эссиорх же отнесся ко всему очень спокойно. Он серьезно посмотрел на девушку и, наклонившись, поднял ее. – Если скажу, ты исполнишь? – спросил он. Она поспешно закивала. Хранитель впервые заглянул ей в глаза, что-то силясь прочесть в них. – Тогда запоминай! Тебе предстоит пройти по краю огня, не вступать в сделки с комиссионерами и суккубами, умертвить даймона лжи, построить алтарь верности, подняться по тропе зрелости на гору мудрости, спуститься в долину старости и при этом помогать всем, кого встретишь на своем пути. Только в этом случае ты сохранишь эйдос ярким! Запомнила? Миссис Трабл закивала. – Да! До последнего слова! – Повтори! – потребовал он. Лада повторила, ни разу не сбившись – память у нее была цепкая, как капкан. – Отлично! А теперь иди и не оглядывайся! Миссис Трабл пошла – прямая и торжественная – прямо к стоявшему на обочине такси, за рулем которого смутно просматривалась мужская фигура. – Что ты ей наговорил? Долины какие-то, даймоны… Чушь какая! – недоумевающе сказал Меф. Хранитель улыбнулся. – Да, отчасти. Но надо учитывать психологический фактор. Если б я сказал ей: будь хорошим верным человеком, помогай, кому сможешь, не жалей себя, не хитри, не требуй благодарности и внимания, старайся больше отдавать, чем получать – ей бы это показалось скучным. А так в самый раз. Какое задание хотела – такое и получила. Дверца хлопнула. Такси вырулило на дорогу, встроилось в поток и медленно поплыло в автомобильной реке. Меф проводил машину рассеянным взглядом. – Тебя в ней что-то смущает? – спросил Эссиорх. – Да, – после паузы сказал он. – Она постоянно врет. – Ну и что? – Как ну и что?! – Да, есть такой момент. Многие женщины вообще никогда не говорят правды. Или правда у них какая-то очень своя, – спокойно признал хранитель. – Но надо разобраться, почему они ее не говорят? Иногда внутри женской лжи лежит какая-то неплохая мысль, или желание защититься, или даже благородное чувство. Надо всегда разбираться в истинных мотивах, уважать и любить человека именно за эти мотивы. А остальное уже наносное… Эссиорх сел на бровку у клумбы и с облегчением вытянул ноги. – Ну, а теперь можно и поговорить! Чем больше я думаю о Толбоне, тем отчетливее вижу связь. Когда Арей и Лигул решали, где им устроить в Москве резиденцию мрака, они рассматривали два места. Первое – Большая Дмитровка, 13. Второе – Острогонова пустынь, домовым которой и стал позднее этот самый Толбоня! – Что-о? Наравне с Дмитровкой? – пораженно воскликнул Меф. Хранитель неторопливо расстегнул молнию на куртке, достал обтрепавшуюся на швах старую карту и развернул ее на коленях. – «^ », – прочитал Буслаев. Он недоверчиво всматривался в площади и улицы. Это была, безусловно, Москва, но другая, незнакомая. Когда же Эссиорх коснулся карты ладонью, она ожила, зазеленела парками и бульварами, запылила колесными экипажами, зачухала паровым трамвайчиком. Прошла барышня с зонтиком, пробежали гимназисты – все маленькие, как пшеничные зерна, но различимые. – Это разве средние века? – усомнился Меф. – Какое там! Начало двадцатого века. Глубже карта не ныряет. Я не думал, что пригодится, и захватил на складе только слабенький образец, – с досадой на себя сказал хранитель. – Ну неважно! И на ней показать можно. Он коснулся карты еще раз. Крошечные фигурки исчезли, зато город вдруг окрасился в ровный сероватый цвет. Были на сером фоне и светлые пятна, но попадались и темные, страшные, похожие на жирные кляксы. И в кляксах этих жил непроглядный мрак. – В разных частях большого города равномерно происходит много зла. И это, как ни ужасно звучит, почти нормально. Но случается, что в каких-то местах случается НЕОБЪЯСНИМО МНОГО зла. И такие места у нас под пристальным наблюдением. – Да знаю я… Покажи… ну эту, как ты ее назвал… Пустыню! – нетерпеливо попросил Буслаев. – Сейчас! Вот мы! – хранитель коснулся истертой по сгибам бумаги, и Меф внезапно увидел на изменившейся карте себя, Эссиорха и мотоцикл. Он был разочарован. На карте только мотоцикл выглядел значительно. Они же казались букашками у ног величественного академика Вильямса, который, казалось, и правда мог каменными пальцами давить по ночам нежить. – А вот – она: бывшая Острогонова пустынь! На современные названия не смотри: карта, повторяю, так глубоко не ныряет. Сейчас там станция «Тимирязевская», да и то краем захватывает. Большое черное пятно расползлось, поглотило трамвайные рельсы, и Меф понял, что Острогонова пустынь – это там, где недавно сгорел дом. А «академик Вильямс» – маленькое светлое пятнышко в нескольких километрах оттуда. – До XVI века сюда можно не заглядывать. Большой лесной остров, окруженный низинами и болотцами. Прекрасное место для охоты – отсюда и название Острогоново: «остров» и «гон». Ну, а в остальном местность ничем не примечательная. От города, по тогдашним представлениям, далеко. Жителей почти нет. Деревенька в два двора, частокол, огороды. Правда, земли хорошие: суходол, густой лес, ни единого оврага. Хранитель царапнул ногтем карту, промотав несколько десятилетий, но она опять не показала ничего интересного, только темное пятно увеличилось. С каждым годом местность, как видно, накапливала все больше зла. – В XVI веке Острогонову пустынь получил в награду за службу Альберт Фусси. То ли венгр, то ли итальянец – поди разбери. Иногда он называл себя князем, иногда графом. На запястьях у него были следы от кандалов, а на плече – татуировка мальтийских пиратов. Его происхождением никто особенно не интересовался. Фусси был искателем приключений и опытным офицером. Хорошо муштровал солдат и отлично разбирался в подкопах под крепости и закладке мин. – Я думал, он в морском деле разбирался. Ну, раз пират! – сказал Меф. – Возможно. Но на Москве-реке флота не построишь, да и шестнадцатый век на дворе – дедушка Петра Первого и тот еще не родился. Несколько лет Фусси вообще не приезжал на пожалованные земли. Ну лес и лес – что тут, грибы собирать? Пытался продать – никто не покупает. Бояре говорят: «Царский подарок! Нельзя!» – а сами в рукава хихикают. «Тимирязевская» – это ж по тем временам такая даль! Тогда и на «Маяковской» зайцев еще гоняли. Но вот как-то у владельца выдалось несколько свободных дней, и он отправился сюда на охоту со слугой Пашкой. Через сутки Пашка вернулся один и сказал, что хозяин пропал. – Как пропал? Совсем? – Нет. Тело вскоре нашли под корягой. Фусси был покрыт рваными ранами. Рука отхвачена по локоть. Куски мяса вырваны прямо через кольчугу! Невероятная, чудовищная сила! Ни один хищник так не сделает. – А слуга что-то видел? – жадно спросил Меф. – Нет. Его расспрашивали, даже грозили пытками, но тот повторял одно: они гнали лося. Подранили, но упустили. Стали возвращаться, и тут начала твориться какая-то чертовщина. Они увидели странные вспышки, услышали звон оружия и музыку. У Пашки шарахнулась лошадь и унесла его (не исключено, что он просто перетрусил), а Фусси поскакал прямо на шум. Отчаянный был – одним словом, пират. – Весело́, – сказал Буслаев, по привычке делая ударение на последний слог. – Куда уж веселее. Наследников не было, и пустынь отошла в казну, а еще лет через десять была пожалована боярину Александру Шуйскому. – И его, конечно, тоже загрызли, – сказал Меф. – Ты отравлен литературой с ее повторяющимися сюжетами, – покачал головой Эссиорх. – Злой рок не отступился от этого места, хотя и принял иные формы. Умирает Иван Грозный, братья Шуйские оказываются в числе противников Бориса Годунова. Попадают в опалу. Дядя Александра Иван Шуйский, незаслуженно забытый гениальный полководец, оборонявший Псков от стотысячной армии Стефана Батория, отправлен в Белоозеро и задушен. Александр сослан. Имение переходит к оставшимся братьям Шуйским, но тоже ненадолго. Василий и Дмитрий умерли в польском плену. После смерти Ивана, последнего брата, которому «повезло» владеть Острогоново, имение достается князю Прозоровскому. – Сослали – задушили? – попытался угадать Буслаев. – Опять мимо! Князь Прозоровский – астраханский воевода – погибает при штурме Астрахани Степаном Разиным. Вдова его сразу же продает земли князю Ивану Милославскому. – Ну и что такого? Продала и продала, – брякнул Меф. Эссиорх поднял с земли белый с черной прожилкой камешек. – Все возможно. Так или иначе, рок оставил в покое Прозоровских и перекочевал в род Милославских. Иван был дядей царевны Софьи. Он же главный вдохновитель стрелецкого бунта и лютый враг малолетнего царя Петра. Почти все братья царицы Натальи, матери Петра, убиты интригами Милославского. Вскоре князь сам умирает. И очень вовремя. Потому что, когда Петр вырос, то в дни стрелецкой казни он приказал вырыть гроб князя Милославского. В повозке, запряженной визжащими свиньями, гроб притащили на Красную площадь под дощатый эшафот, где он медленно наполнялся кровью. Меф снова хотел сказать «весело́», но только поморщился. – Вот так Острогоново! – Дальше все вроде затихло, но у жителей окрестных деревень этот лес всегда имел дурную славу. Лишний раз сюда никто не ходил, разве что по большой нужде. – А свет как-то пытался исследовать это место? – Конечно. В разное время сюда посылали двух стражей света. Отличные разведчики – опытные, осторожные, с артефактным оружием. Они не вернулись, и Троил запретил отправлять сюда кого-либо еще. Со временем Москва начала разрастаться. Острогоново перешло сначала Петровской земельной школе, затем под дачи, а потом и вовсе застроилось жилыми кварталами. – А Толбоня тут с какого боку? – Толбоня – домовой старого флигеля Острогоновского имения. Флигель много раз надстраивался, перестраивался, расширялся, проглатывал соседние строения. До революции тут была дешевая гостиница, затем общежитие отдельного проживания женщин-чекистов имени Клары Цеткин, потом стрелковая школа, дальше ускоренные военные курсы диверсантов, после войны районная база НКВД, года два строительный техникум, потом ОЦЗКРСПТ и снова общежитие. Никто долго не мог усидеть – всех отсюда сметало. Разве что ОЦЗКРСПТ долго просидел. – ОЦЗКРСПТ – это что? – с трудом выговорил Меф. – Опытный центр забоя крупного рогатого скота переменным током. Звучит, я знаю, кошмарно, но на самом деле – милое тихое местечко, в котором работали в основном сентиментальные барышни, любящие песни бардов, бородатых мужчин и байдарочные походы. Скот они забивали на бумаге, в виде чертежей и электросхем, – пояснил Эссиорх. Дальше он сообщил, что в своем кругу у Толбони была неважная репутация. Прочие домовые его побаивались и встреч с ним избегали, хотя народец они вроде к своим дружелюбный. – Ничего себе избегали! А меня зачем бить? – мстительно спросил Буслаев. Его так и подмывало отловить парочку домовых и учинить какую-нибудь экстравагантную «мстю» вроде сбривания бород. – Их можно понять. Убийство домового – очень редкое преступление. Обычно при сносе строений они переселяются в новостройки куда-нибудь в Ясенево или в Чертаново или, что тоже случается, гибнут вместе с домами, как капитаны со своими кораблями. Вот и с Толбоней так случилось. Правда, он немного опередил свой дом, – печально добавил хранитель. В этот миг что-то обожгло Мефу ногу. Он сдернул с колен рюкзак – на светлых брюках расплывалось синее пятно. Рюкзак шипел и клокотал. БУТЫЛКА! Открывать ее Буслаев не стал. Ему не хотелось, чтобы Эссиорх узнал о тайнике Арея. – Прости! Я скоро! – крикнул он, срываясь с места. – Ты куда? – удивился хранитель. – Не знаю. Я тебя потом найду! Подхватив рюкзак, Меф побежал вдоль дороги. Хранитель остался в одиночестве. Некоторое время он сидел на бровке и о чем-то размышлял. Потом свернул карту, поднялся, подкатил мотоцикл к ближайшему столбу и приковал его цепью. Пока он этим занимался, три студента дразнили его, громко рассуждая, как угнать мотоцикл. – И чо вот он делает? Такую цепь перепилить минут десять уйдет, – говорил один. – Не, не перепилишь! Только пилу угробишь. Вот если бы в тисочки зажать – тогда да… А проще замок сорвать. Подцепить тросом к грузовику – с мясом вырвет! Потом там в «газелечку» вшестером погрузить и спокойненько в гаражик на разделку, – со знанием дела предлагал другой. – Да ну его! «Газелечку», «вшестером»! Колеса открутить, седло с сумкой взять, двигатель снять, а рама пусть здесь торчит, – заявлял третий. Эссиорх подергал замок, медленно встал и, чуть раскачиваясь, подошел к ребятам. Те озабоченно притихли. Широкие плечи хранителя очень их тревожили. – Агрономы? Звероводы? – спросил Эссиорх, снимая с рубашки у одного из них шерстинку. – Не, лесоводы, – робко ответил тот, что предлагал перепилить цепь. – Вот и шли бы вы, ребята, лесоводить, – мирно посоветовал хранитель. Он отошел за памятник, шепотом попросил академика постоять на стреме, быстро огляделся по сторонам и телепортировал. Даже полчаса на дорогу были сейчас слишком большой роскошью. Ему срочно нужно было составить доклад в Прозрачные Сферы, сообщив все, что произошло сегодня. |
Похожие:
 | Например, в слове «люблю» видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое‑то приятное дыхание любви | | Например, в слове «люблю» видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое‑то приятное дыхание любви |
| Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... | | Канцелярии Мрака разработал гениальный план, в результате которого Огненные врата вернут в наш мир Кводнона – самого коварного, жестокого... |
| Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... | | Эта книга не является продолжением «Болтливого сфинкса». Ее события происходят вскоре после «Колодца Посейдона» и предшествуют «Локону... |
| Если ты самовольно решил присоединиться к космической экспедиции и бежать в космос, то жди неприятностей! У тебя на пути обязательно... | | Препятствий не миновать, но имея в себе опору, он, хоть с трудом, преодолел бы их. Побудь он весь день в этом преодолении, на другой... |
| Оно, конечно, я девушка приятная во многих отношениях, интеллектуально подкованная, морально упитанная, с тридцатью килограммами... | | Например, закладка со стрекозой дает право на второй шанс: каким бы ни было прошлое, его можно полностью изменить. Живые закладки... |