Скачать 111.7 Kb.
|
Журнал Московской Патриархии, №5, 1982 г. Богословская концепция священника Павла Флоренского1 Дать в небольшом докладе исчерпывающую характеристику богословского творчества священника Павла Флоренского, великого мыслителя-энциклопедиста, представляется едва ли возможным. На это и не претендует наше сообщение. Наша задача в том, чтобы показать какие основные богословские идеи легли в основу мировоззрения священника Павла Флоренского и какое принципиальное значение имеет раскрытие этих идей в современном богословии. Когда говорят о мировоззрении отца Павла Флоренского, то подчеркивают, что его метафизика неотделима от богословия. Нужно сказать больше: сама широта и всеохватность его научных интересов истекают из того же источника. На чем же строит свою богословскую систему отец Павел Флоренский? Этот вопрос о самых основах богословия отца Павла как-то ускользал от взора исследователей. Почти всех, кто писал о священнике Павле Флоренском, больше привлекали частные моменты его мировоззрения. Одних интересовало его учение о Софии — Премудрости Божией, других привлекал его антиномизм, но главное оставалось без должного внимания. Сам же отец Павел Флоренский, какой бы областью науки он ни занимался, неизменно подчеркивал, что весь жизненный труд его сводится к обоснованию основного догмата веры — догмата о Пресвятой Троице. Из православного учения о Святой Троице он и исходит во всех своих богословских и философских построениях. Сердцевиной же православного учения о Святой Троице является догмат е д и н о с у -щ и я. От приятия или, напротив, неприятия этого догмата зависит, в каком направлении будет развиваться человеческая мысль. В своей замечательной работе «Смысл идеализма» священник Павел Флоренский так и писал: «Верховный догмат веры есть тот водораздел, с которого философские размышления текут в разные стороны» («Смысл идеализма». Сергиев Посад. 1914. с. 96). Этот «водораздел» начинается с двух близких по звучанию слов: «ομοούσιος» и «ομοιουσιος». Близкие между собой, оба термина лежат по разным сторонам невидимой грани и дают начало противоположным мировоззренческим системам. Как известно, «ομοιουσιος», или «όμοιος κατ' ουσιαν», значит «такой же сущности» или «с такой же сущностью», и хотя бы даже ему было придано значение «όμοιος κατα πάντα» — «во всем такой же», то все равно этот термин не сможет означать действительного, «нумерическо-го», говоря словами отца Павла, то есть «численного и конкретного, единства, на которое указывает (термин) ομοούσιος» («Столп и утверждение Истины». М., 1914, с. 54). Священник Павел Флоренский считает, что утверждение догмата единосущия Лиц Святой Троицы было самым «значительным и единственным по своей догматической и философской важности» событием в истории Церкви. По его мнению, «тут дело шло не о специальном богословском вопросе», касающемся только утонченных сфер богословской мудрости, но о самой сути церковного мировоззрения, о «самоопределении Церкви Христовой» (там же, с. 54). Единым словом «ομοούσιος» был выражен не только тринитарный и христологический догмат, но и дана «духовная оценка» самих «законов мышления». Этим словом «впервые было объявлено новое начало деятельности разума», ибо в нем, по мысли отца Павла Флоренского, заложено «антиномическое зерно христианского жизнепонимания» (там же). Недаром отцы Никейского Собора подвизались за этот термин как за нечто основополагающее в учении Церкви Христовой. Недаром одного из самых активных поборников «единосущия» — святого Афанасия Великого каппадо-кийцы называли спасителем Церкви и столпом Православия. И не случайно в церковной гим-нографии он заслужил имя «второго светильника и предтечи Христова». Святой Афанасий Великий действительно считал, что любое перетолкование и даже незначительное изменение догмата единосущия есть не только искажение учения о Святой Троице, но извращение самой сущности христианства. Святитель так и писал: «Неприем-лющие (догмат единосущия) должны быть признаваемы всеми, но не христианами!» А святой Григорий Богослов воспринимал самое незначительное изменение догмата всяческими «умеренными» как мировую катастрофу. «Вместе со слогàми, — писал святитель, — распадутся и концы вселенной». Действительно, даже малое изменение догмата, даже незначительное, казалось бы, отступление — невозможно. Прежде всего, это касается первого исторически и первого по значению догмата — единосущия. Ни на йоту нельзя отступить от догматической формулировки. В данном случае слова «ομοούσιος» и «ομοιουσιος» как раз и отличаются друг от друга буквально единственной йотой. Все философские и богословские системы священник Павел Флоренский подразделял на два типа в зависимости от того, признают ли они идею единосущия или подобосущия. Омоусианская идея, идея всеединства, или консубстанциальности, принадлежит «философии личности и творческого подвига, то есть философии духовной». Напротив, омиусианская идея, идея подобия, лежит в основе рационализма, философии «понятия и рассудка», «философии плотской». К такому заключению священник Павел Флоренский пришел благодаря глубокому анализу современных ему философских и богословских систем. Видя качественное отличие между западной и восточной мыслью, священник Павел Флоренский писал: «Стремление к чистому омиу- -- ------ ------- ----- с. 73 --------- --------- --- - ------ - - -- сианству как к своему пределу определяет историю повой философии в Западной Европе, тяготение к чистому омоусианству определяет своеобразную природу русской и вообще православной философии. При этом нам нужды нет, что ни там, на Западе, ни здесь, у нас, нет доведенного до конца ни омиусианского, ни омоусианского мышления. Да, мы знаем, что первое и вообще невозможно, иначе как в геенне огненной, а второе — иначе как в раю, в просветленном и одухотворенном человечестве. Но тенденции той и другой философии настолько определенны, что классификация их по их идеальным пределам законна и удобна» («Столп и утверждение Истины», с. 80, 81). Идея подобия заложена в корне протестантского богословия, что, в принципе, и отличает его от богословия православного. Для протестантизма в целом характерно отрицание единства веры и жизни, символа и символизируемого, характерно отрицание икон, возводящих от образа к Первообразу, отрицание вершины всех Таинств — таинства Евхаристии, ибо кажется невозможным само Пресуществлен и е вина и хлеба в Тело и Кровь Христовы. В конечном итоге идея подобия должна привести (и приводит в некоторых современных протестантских деноминациях) к отрицанию возможности Боговоплощения, отрицанию Бо-гочеловечества Христа, к объявлению Спасителя простым человеком, одним из так называемых «великих учителей». Согласно философии подобия, мир состоит из существ, бытие которых по отношению друг к другу совершенно внешне, они связаны между собой посредством внешних и временных отношений. Омиусианская философия разрывает связь между явлениями, замыкает личность, делает чисто умозрительным или иллюзорным общение с высшей Реальностью — Богом. Омиусианская «словесность» подменила во многих умах и сердцах общение с Самим Богом Словом, писал священник Павел Флоренский («Столп и утверждение Истины»). Философия же единосущия (консубстанциальности) утверждает, что онтологически все существа связаны внутренне. «Для философии единосущности не может быть разрыва слова и понятия, имени и именуемого, молитвы и призываемого, веры и жизни, веры и любви. Жизнь должна быть и может быть единосущна вере, а человек — любви» (Ф. И. Уделов. Об отце Павле Флоренском. Париж, 1972, с. 41). По мнению священника Павла Флоренского, идея единосущности своими корнями восходит к платоновскому видению идеи. Видеть, по Платону, означает, что многое есть единое, а единое — многое; по-другому, это есть соединение «беспредельности существа и очерчен-ности конкретного данного» («Смысл идеализма», с. 49). Выражаясь языком схоластов, здесь был впервые поставлен вопрос об универсалиях. Две общечеловеческие идеи определяли концепцию Платона: «Во-первых, чувство и идея, имеющие своим содержанием закономерное единство твари; во-вторых, чувство и идея, утверждающие подлинную реальность твари, как таковой» (П. Флоренский. Дух и плоть. — «ЖМП», 1969, № 4, с. 74). Такое ощущение характерно для многих религий. Религии древности пытались выразить эту идеальную целостность символически. Символы оказывались весьма похожими: так, например, ассиро-вавилонское древо жизни — «мировое дерево», выражающее идею полноты бытия, близко по значению древу Жизни книги Бытия — «полнокровному источнику жизни» для первозданных людей. В свою очередь, в церковном мировоззрении библейское Древо Жизни есть прообраз Животворящего Креста Христова, Святым Плодом которого питаются верные, чтобы жить вечно («Смысл идеализма», с. 57). Другие собирательные символы древности также выражали идею целостности и гармонию всех мировых сил. Это образы животных, таких, как египетские сфинксы, ассирийские крылатые быки и львы, иудейские херувимы. Подобное же значение в христианской иконографии, по мнению священника Павла Флоренского, имеют и символы четырех евангелистов, выражающие собой разум (человек), силу (телец), мужество (лев), стремление вверх (орел), то есть единство основных аспектов сотворенной жизни. Видение единства во множественности особенно четко определилось в учении святого апостола Павла о Церкви как теле Христовом. Являясь общерелигиозной, идея консубстанциальности вдохновляла многие умы философов и после Платона. Плотин и Прокл, Фома Аквинат и Николай Кузанский в той или иной степени развивали метафизику всеединства, как стали называть эту концепцию позднее. В русской мысли возрождение идеи всеединства принадлежит В. С. Соловьеву, вслед за которым она стала центральной идеей в системах многих русских религиозных мыслителей, от Ε. Н. Трубецкого до С. Л. Франка и Л. П. Карсавина. Но метафизика всеединства как философская концепция страдала отсутствием четких критериев в понимании отношений Абсолюта и космоса и часто впадала в откровенный пантеизм. Только идея единосущности, раскрытая священником Павлом Флоренским как философский и богословский принцип, внесла в эту концепцию определенность и догматическую ясность. «Заслуга Флоренского, — по мысли Н. О. Лосского, — как раз и состоит в том, что он сознательно ввел принцип единосущности в метафизику тварного бытия, благодаря чему было положено начало его сознательно: му использованию во всех сферах современного богословия и философии» (Н. О. Л о с ский. История русской философии. М., 1954, с. 192). Принцип единосущности дает понимание природы мира как органического целого, — это и есть признание единства человечества (Ф. И. Уделов. Цит. соч., с. 40), единства не только генетического, но подлинно онтологического. Люди — братья не только по причине существования единого праотца—-Адама, но по существу. Такая постановка вопроса делается особенно актуальной в свете современного богословия мира, которое в сущности есть борьба против всяческой — расовой, национальной и индивидуальной обособленности и разобщенности, т. е. против идеи подобия. Развитие принципа единосущия в богословии мира является настоятельной необходимостью в связи с готовящимся в мае этого года международным форумом «Религиозные- -с.74- деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы», на котором будут обсуждаться, в частности, вопросы ценности жизни, бытия человека и единства человечества в понимании различных религий. Очень ценна в этом смысле развитая отцом Павлом Флоренским онтологическая теория любви, истекающая из той же идеи единосущия. Любовь, по его определению, есть «действование Бога во мне и меня в Боге; это со-действование — начало моего приобщения жизни и бытию Божественным, то есть любви существенной, ибо безусловная истинность Бога именно в любви раскрывает себя... Любить же видимую тварь, — продолжает отец Павел, — это значит давать воспринятой Божественной энергии открываться... во вне и окрест воспринявшего, — так же, как она действует в самом Триипостасном Божестве» («Столп и утверждение Истины», с. 75, 84). Такое понимание любви «онтологично», а не «психологично». В рационалистическом понимании, характерном для западноевропейской философии подобия, любовь — категория морали. Такая любовь «никуда метафизически не выводит... никогда ни с кем не соединяет реально». Она есть простая «щекотка души». Сведение любви со своей основы, отделение ее от своего Первоисточника — Бога превращает такую любовь в эгоизм, который квалифицируется священником Павлом Флоренским как «вожделение» (там ж е, с. 77, 78). На принципе единосущия основано и христианское отношение к твари, ко всему видимому миру. На нем основано, как говорил отец Павел Флоренский, «чувство природы». Это «чувство природы», — если разуметь под ним отношение к самой твари, а не к ее формам, — писал он, — если видеть в нем нечто большее, нежели внешнее, субъективно-эстетическое любование «красотами природы», — это чувство всецело христианское и вне христианства решительно немыслимое, ибо оно предполагает чувство реальности твари. Но это чувство природы рождалось и рождается не в душе «умеренных», протестантствующих и всячески рационализирующих омиусиан, потворствующих рассудку, а у аскетов — обуздателей рассудка и строгих подвижников, у совершителей подвига — у приверженцев омоусии...» («Дух и плоть», с. 75). Философ и богослов, отец Павел Флоренский преисполнен «духовного переживания полноты бытия». Вот как он пишет о мировой гармонии: «Вся природа одушевлена, вся жива в целом и в частях... все связано тесными узами между собой... Энергии вещей втекают в другие вещи, и каждая живет во всех и все в каждой» («Общечеловеческие корни идеализма». ·—«Богословский вестник», 1908, № 2, с. 292). В силу единства человечества со всем миром существует реальная ответственность человека за всю тварь. Согласно апостолу Павлу, вся «тварь покорилась суете не добровольно, а по причине извращения человеческой природы, поэтому и устроение, и «освобождение» ее зависят от устроения человека (Рим. 8, 19, 20). Другими словами, с богословской точки зрения, экологическая проблема должна решаться не только как проблема сугубо научная, но как проблема религиозно-нравственная. Единосущие порождает онтологизм в жизни и мысли. Онтологизм противостоит всякому субъективизму. Уход от онтологизма — философии единосущности — есть уход от правды жизни, уход в формализм и иллюзионизм. Онтологизм отличает подлинное богословие от религиозно-философской публицистики. Именно по этому признаку, характерному для богословия отца Павла Флоренского, писал один из «флорентологов», мы отличаем «фло-ренское богословие» от «до-флоренского». Наконец, «единосущность как нравственная категория есть святость» — бесконечное стремление к феосису — обожёнию, то есть устремленность к действительному Богообщению, действительному единосущию со Святыней Божией. Это стремление есть выражение принципа, положенного как основание Самим Христом Спасителем: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино...» (Ин. 17, 21). И. А. СВИРИДОВ 1Доклад прочитан на торжественном собрании в Московской Духовной Академии 22 февраля 1982 года, посвященном 100-летию со дня рождения священника Павла Флоренского. |
![]() | Эстетика — философия Красоты. Для отца Павла Флоренского Красота — онтологична, исполнена бытия. Она — одно из проявлений присутствия... | ![]() | Истины, принадлежащего различным мирам и культурам. Ответом на этот вопрос стали в начале двадцатого века появление, путь и гибель... |
![]() | Царствование Павла I. Отрывки из «Мемуаров князя Адама Чарторижского» | ![]() | Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла Санкт-Петербургского Государственного Педагогического Университета. Сразу припоминается... |
![]() | По словам современного американского историка Н. Е. Саула, фигура Павла I является одной из самых противоречивых в российской истории... | ![]() | Доклад: Миф о Немезиде и идея возмездия в древнегреческой мифологии. Образ богини Немезиды в живописи |
![]() | Будильник на комоде грохнул мерзкой лязгающей бомбой. Вырванная из чащи каких-то безумных кошмаров Дороти вздрогнула, очнулась, перевернулась... | ![]() | Его шуточки веселят всю епархию, и он сопровождает их настойчивым взглядом, как он считает живым, но, по-моему, таким, в сущности,... |
![]() | Павла I обвиняют в том, что его внешняя политика была также противоречива и непоследовательна, как и внутренняя. Причину "непоследовательности"... | ![]() | Основные современные концепции синтаксиса формы слова: концепция В. А. Белошапковой (синтаксические классы словоформ); концепция... |