Скачать 7.86 Mb.
|
— Жийона, это вы? — тихо спросил герцог. — Да, ваша светлость, — еще тише ответил женский голос. — А где Маргарита? — Она ждет вас. — Отлично. Герцог сделал знак своему пажу; паж вынул из-под плаща узкую веревочную лестницу. Герцог привязал ее к висящему шнуру, Жийона подтянула лестницу к себе и закрепила, а герцог, прицепив шпагу к поясу, вскарабкался по лестнице и благополучно достиг окна. После этого железный прут решетки стал на место, окно затвори-, лось, а паж, раз двадцать сопровождавший своего господина к этим окнам, убедившись, что герцог благополучно проник в Лувр, закутался в свой плащ и улегся спать под стеной, на траве, покрывавшей ров. Ночь была мрачная; редкие, теплые, крупные капли падали из туч, насыщенных серой и электричеством. Герцог следовал за своей провожатой, которая ни много, ни мало, была дочерью маршала Франции Жака де Матиньона; она пользовалась особым доверием Маргариты, не имевшей от нее никаких тайн; поговаривали, что в числе тайн, хранимых неподкупной верностью Жийоны, были такие страшные, что заставляли ее хранить все остальные. В нижних комнатах и в коридорах было совсем темно, лишь изредка мертвенно-бледная молния освещала мрачные покои голубоватым светом, который тотчас потухал. Провожатая герцога вела его за руку все дальше и дальше, пока наконец они не дошли до винтовой лестницы, выбитой в толще стены и упиравшейся в незримую потайную дверь прихожей апартаментов Маргариты. В прихожей царил такой же непроглядный мрак, как и во всем нижнем этаже. Войдя в прихожую, Жийона остановилась. — Вы принесли то, что угодно королеве? — спросила она шепотом. — Да, — ответил герцог де Гиз, — но я отдам это только ее величеству в собственные руки. — Не теряйте времени, входите! — раздался из темноты голос, при звуке которого герцог, узнав голос Маргариты, вздрогнул. Бархатная лиловая, украшенная золотыми лилиями портьера приподнялась, и герцог увидел в полумраке королеву, которая, не утерпев, вышла ему навстречу. — Я здесь, — произнес герцог, быстро проходя под портьерой, которая тотчас упала за его спиной. Маргарите Валуа пришлось теперь самой быть проводницей герцога в своих покоях, хотя и хорошо ему знакомых, а Жийона осталась у двери и, приложив палец к губам, показывала своей августейшей госпоже, что кругом все тихо. Словно понимая ревнивую тревогу герцога, Маргарита ввела его в спальню и остановилась. — Что ж, герцог, вы довольны? — спросила она. — Доволен? А чем, позвольте вас спросить? — вопросом на вопрос отвечал он. — А доказательством того, — не без досады ответила Маргарита, — что я принадлежу мужчине, который уже к вечеру дня свадьбы, в самую брачную ночь, так мало обо мне думает, что даже не явился поблагодарить за честь если не моего выбора, то согласия назвать его моим супругом. — Не беспокойтесь, он придет, тем более раз вы сами того хотите! — с грустью возразил герцог. — Генрих! И это говорите вы, хотя прекрасно знаете, как это несправедливо! — воскликнула Маргарита. — Если б у меня было желание, на которое вы намекаете, разве я просила бы вас прийти сегодня в Лувр? — Вы, Маргарита, просили меня явиться в Лувр потому, что хотите уничтожить все, что осталось от наших былых отношений, так как это былое живет не только в моем сердце, но и в серебряном ларце, который я принес вам. — Знаете, что я вам скажу, Генрих? — сказала Маргарита, пристально глядя на герцога. — Вы мне напоминаете не принца, а школьника! Это я стану отрицать, что любила вас?! Это я захочу погасить пламя, которое, может быть, и потухнет, но отблеск которого не угаснет никогда?! Любовь женщин, занимающих такое положение, как я, может или озарить, или погубить свою эпоху. Нет, нет, герцог! Вы можете оставить у себя и письма вашей Маргариты и ларчик, который она вам подарила. Из всех писем, что в нем лежат, она требует только одно, да и то потому, что оно опасно в равной мере для вас и для нее. — Все они в вашем распоряжении; берите то, какое вам угодно уничтожить. Маргарита стала быстро рыться в ларчике, трепетной рукой перебрала с десяток писем, пробегая глазами только их первые строки: ей достаточно было взглянуть на обращение, чтобы в ее памяти тотчас же возникло и содержание письма; но, просмотрев все письма, она страшно побледнела, перевела глаза на герцога и сказала: — Здесь нет того письма, которое я ищу. Неужели вы потеряли его? Ведь… если передать его… — Какое письмо вы ищете? — То, в котором я прошу вас немедленно жениться. — Чтобы оправдать свою измену? Маргарита пожала плечами. — Нет, чтобы спасти вам жизнь. Я говорю о письме, в котором писала вам, что король, видя и нашу любовь, и мои старания расстроить ваш брак с инфантой Португальской, вызвал нашего единокровного брата, герцога Ангулемского, и сказал ему, показывая на две шпаги: «Или вот этой шпагой ты сегодня вечером убьешь герцога де Гиза, или вот этой я завтра же убью тебя». Где это письмо? — Вот оно, — ответил герцог де Гиз, вынимая письмо из-за пазухи. Маргарита чуть не вырвала его у герцога, лихорадочно развернула, удостоверилась, что это и есть то письмо, о котором шла речь, вскрикнула от радости и поднесла к свече. Пламя уничтожило его мгновенно, но Маргаритка, словно боясь, что даже в пепле смогут найти ее неосторожное предупреждение, растоптала и пепел. Герцог де Гиз все это время следил за лихорадочными движениями своей любовницы. — Что ж, Маргарита, теперь-то вы довольны? — спросил он, когда все кончилось. — Да, теперь, когда вы женились на принцессе Порсиан, брат простит нашу любовь; но он никогда не простил бы мне разглашение тайны, подобной той, какую я, из слабости к вам, была не в силах скрыть от вас. — Да, правда, — ответил герцог де Гиз, — в то время вы меня любили. — Генрих, я люблю вас по-прежнему, даже больше прежнего. — Вы? — Да, я. Я никогда так не нуждалась в преданном и бескорыстном друге, как теперь, — ведь я королева без королевства и безмужняя жена. Молодой герцог грустно кивнул головой. — Я говорила вам и теперь повторяю, Генрих, что мой муж меня не только не любит, но презирает и даже ненавидит; впрочем, одно то, что вы находитесь у меня в спальне, как нельзя лучше доказывает, что он меня презирает и ненавидит. — Еще не поздно: король Наваррский задержался, отпуская своих придворных, и если он еще не пришел, то сейчас явится. — А я вам говорю, — с возрастающей досадой воскликнула Маргарита, — что он не придет! — Сударыня, сударыня! — воскликнула Жийона, приподняв портьеру. — Король Наваррский вышел из своих покоев. — Я знал, что он придет! — воскликнул герцог де Гиз. — Генрих, — решительно сказала Маргарита, сжимая руку герцога, — сейчас вы увидите, верна ли я своему слову и можно ли положиться на мои обещания. Войдите в этот кабинет. — Позвольте мне уйти, пока не поздно, а то при первой ласке короля я выскочу из кабинета — и тогда горе ему! — Вы с ума сошли! Входите же, входите, говорят вам, я отвечаю за все! Она вовремя втолкнула герцога в кабинет: едва он успел затворить за собой дверь, как король Наваррский, в сопровождении двух пажей, освещавших ему путь восемью желтыми восковыми свечами в двух канделябрах, с улыбкой переступил порог. Маргарита, чтобы скрыть свое замешательство, сделала глубокий реверанс. — Вы еще не легли, сударыня? — спросил Беарнец с веселым и простодушным выражением лица. — Уж не меня ли вы дожидались? — Нет, — отвечала Маргарита, — ведь вы еще вчера сказали мне, что вполне понимаете: наш брак только политический союз, и вы никогда не станете принуждать меня к супружеству. — Превосходно! Но ведь это нисколько не мешает нам поговорить! Жийона, заприте дверь и оставьте нас одних. Маргарита уже села, но тут она встала и протянула руку к пажам, словно приказывая им остаться. — Может быть, позвать и ваших женщин? — спросил король. — Если хотите, я это сделаю, но должен вам признаться — я хочу сказать вам нечто такое, что предпочел бы остаться с вами наедине. С этими словами король Наваррский направился к двери. — Нет! — воскликнула Маргарита, стремительно преграждая ему путь. — Нет, не надо, я выслушаю вас! Беарнец знал теперь все, что ему нужно было знать; он бросил быстрый, но внимательный взгляд на кабинет, словно хотел разглядеть сквозь портьеру его беспросветную темную глубину, затем перевел глаза на бледную от страха красавицу жену. — В таком случае поговорим, — сказал он самым спокойным тоном. — Как будет угодно вашему величеству, — ответила молодая женщина, почти падая в кресло, на которое указал ей муж. Беарнец сел рядом с ней. — Что бы там ни говорили, а по-моему, наш брак — счастливый брак, — продолжал он. — Я — ваш, вы — моя. — Но… — испуганно произнесла Маргарита. — Следовательно, — продолжал король Наваррский, как бы не замечая ее смущения, — мы обязаны быть добрыми союзниками, — ведь сегодня мы перед Богом дали клятву быть в союзе. Не так ли? — Разумеется. — Я знаю, как вы прозорливы, и знаю, сколько опасных пропастей разверзается на дворцовой почве; я молод, и, хотя я никому не сделал зла, врагов у меня много. Так вот, к какому лагерю я должен отнести ту, которая носит мое имя и которая клялась мне в любви перед алтарем? — Как вы могли подумать… — Я ничего не думаю, я лишь надеюсь и хочу убедиться, что моя надежда имеет основания. Ведь несомненно, наш брак — или политический ход, или ловушка. Маргарита вздрогнула, возможно, потому, что эта мысль приходила в голову и ей. — Так на чьей же вы стороне? — спросил Генрих Наваррский. — Король меня ненавидит, герцог Анжуйский ненавидит, герцог Алансонский ненавидит, Екатерина Медичи так ненавидела мою мать, что, конечно, ненавидит и меня. — Ах, что вы говорите?! — Я говорю правду, — произнес король, — я не хочу, чтобы кое-кто думал, будто я заблуждаюсь относительно убийства де Муи и отравления моей матери, и поэтому я был бы не прочь, если бы здесь оказался кто-нибудь еще, кто мог бы меня слышать. — Вы прекрасно знаете, что здесь никого нет, кроме вас и меня, — ответила быстро Маргарита, изо всех сил стараясь держаться как можно спокойнее и веселее. — Потому-то я и говорю так откровенно, потому-то и решаюсь вам сказать, что я не обманываюсь ни ласками царствующего дома, ни ласками лотарингского дома. — Государь! Государь! — воскликнула Маргарита. — В чем дело, душенька? — улыбнувшись, спросил Генрих. — В том, что такие разговоры очень опасны. — Нет, не опасны, коль скоро мы одни. Так я вам говорил… — продолжал король. Для Маргариты это было пыткой; ей хотелось остановить Беарнца на каждом слове, слетавшем с его губ, но Генрих продолжал с показным добродушием: — Я говорил, что опасность грозит мне со всех сторон: мне угрожает король, мне угрожает герцог Алансонский, мне угрожает герцог Анжуйский, мне угрожает королева-мать, мне угрожают и герцог де Гиз, и герцог Майеннский, и кардинал Лотарингский — словом, угрожают все. Такие вещи чувствуешь инстинктивно, вам это понятно. И вот от всех этих угроз, которые не замедлят обратиться в действие, я могу защититься с вашей помощью, потому что именно те люди, которые ненавидят меня, любят вас. — Меня? — переспросила Маргарита. — Да, вас, — с полнейшим добродушием ответил Генрих Наваррский. — Вас любит король Карл; вас любит, — подчеркнул он, — герцог Алансонский; вас любит королева Екатерина; наконец, вас любит герцог де Гиз. — Государь… — пролепетала Маргарита. — Ну да! Что же удивительного, что вас любят все? А те, кого я назвал, — ваши братья или родственники. Любить же своих родственников и своих братьев — значит жить в духе Божьем. — Хорошо, но к чему вы клоните? — спросила совершенно подавленная Маргарита. — Я уже сказал, к чему: если вы станете моим — не скажу другом, но союзником, — мне ничто не страшно: если же и вы будете моим врагом, я погиб. — Вашим врагом? О нет, никогда! — воскликнула Маргарита. — Но и другом — тоже никогда? — Другом, быть может, и стану. — А союзником? — Несомненно! Маргарита повернулась к королю и протянула ему руку. Генрих взял ее руку, учтиво поцеловал и удержал в своих руках не столько из нежности, сколько желая непосредственно ощущать душевные движения Маргариты. — Хорошо, я верю вам и отныне считаю вас своим союзником, — сказал он. — Итак, нас поженили, хотя мы друг друга не знали и не любили; женили, не спрашивая тех, кого женят. Таким образом, у нас нет взаимных обязательств мужа и жены. Как видите, я иду навстречу вашему желанию и подтверждаю то, что говорил вам вчера. Но союз мы заключаем добровольно, к нему нас никто не принуждает; наш союз — это союз двух честных людей, обязанных поддерживать и не бросать друг друга; вы согласны с этим? — Да, — отвечала Маргарита, пытаясь высвободить руку. — Хорошо, — продолжал Беарнец, не спуская глаз с двери. — Так как лучшим доказательством честного союза является полное доверие, то сейчас я расскажу вам подробно, ничего не утаивая, план, который я составил, чтобы победить в борьбе всех врагов. |
![]() | Александра Дюма, давно уже ставших классикой историко-приключенческой литературы. Франция, шестнадцатый век, эпоха жестокой борьбы... | ![]() | Александра Дюма, давно уже ставших классикой историко-приключенческой литературы. Франция, шестнадцатый век, эпоха жестокой борьбы... |
![]() | Обыкновенно темные окна старинного жилища королей были ярко освещены, а близлежащие площади и улицы, как правило, пустынные, едва... | ![]() | Алой и Белой розы, когда шла кровавая борьба за трон. У нее было много детей, и с двумя ее сыновьями связана величайшая загадка английской... |
![]() | Алой и Белой розы, когда шла кровавая борьба за трон. У нее было много детей, и с двумя ее сыновьями связана величайшая загадка английской... | ![]() | Королева, М. Легкий путь к стройности Похудеть навсегда! / Маргарита Королева.— М.: Аст; спб.: Астрель-спб, 2009.— 190, [1] с: 8... |
![]() | Самарский государственный аэрокосмический университет имени академика С. П. Королева | ![]() | Преследуя свою цель, она не гнушалась никакими средствами, вплоть до убийства, что и неудивительно, ведь она жила в эпоху братоубийственной... |
![]() | Они побывали на всех водах, какие только есть на свете; обеты, паломничества, молитвы все средства были испробованы, и все понапрасну.... | ![]() | Маргарита Королева – кандидат медицинских наук, руководитель клиники эстетической медицины, диетолог, физиотерапевт, дерматокосметолог,... |