Аспект пресс
Скачать 4.71 Mb.
|
| ^ Высказывание Альфа Соммерфельта, с которого я начал свою монографию о всеобщих звуковых законах, до сих пор не утратило свой силы: «Между фонетическими системами (или более широко — между системами языковыми.— Р.Я.), существующими в мире, нет принципиального различия». * Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. III. С. 95-105. 1. Говорящие сравнивают языки. Как указывают антропологи, одна из наиболее примечательных особенностей общения между людьми заключается в том, что ни один народ не может быть столь примитивным, чтобы не быть в состоянии сказать: «У тех людей другой язык... Я говорю на нем или я не говорю на нем; я слышу его или я не слышу его». Как добавляет Маргарет Мид, люди считают язык «таким аспектом поведения других людей, которому можно научиться». Переключение с одного языкового кода на другой, возможно, и практикуется в действительности именно потому, что языки изоморфны: в основе их структуры лежат одни и те же общие принципы. Разговоры в речевом коллективе о чужих языках, как и всякую речь о речи, логики относят к «метаязыку». Как я старался показать в обращении к Лингвистическому обществу Америки в 1956 году, метаязык, как и реальный язык-объект, является частью нашего словесного поведения и представляет собой, следовательно, лингвистическую проблему. Сепир, обладавший редким даром проникновения в простые, ускользающие от внимания явления, писал о нас как говорящих: «Мы можем... сказать, что все языки отличаются друг от друга, но что некоторые языки различаются гораздо больше, чем другие. Это равносильно утверждению, что языки можно классифицировать по морфологическим [можно добавить фонологическим и синтаксическим. — Р.Я.] типам». Мы, лингвисты, «нашли бы слишком легкий выход, если бы освободили себя от трудностей творческого конструктивного мышления и приняли ту точку зрения, что каждый язык характеризуется единственной в своем роде историей и, следовательно, единственной в своем роде структурой». 2. ^ Неудача попытки Фридриха Шлегеля создать типологическую классификацию языков, как и ошибочность его взгляда на родословное древо индоевропейских языков, отнюдь не снимает данной проблемы, но, напротив, требует ее адекватного решения. Непродуманные и скороспелые рассуждения по поводу языкового родства скоро уступили место первым исследованиям и достижениям сравнительно-исторического метода, тогда как вопросы типологии на долгое время сохранили умозрительный, донаучный характер. В то время как генеалогическая классификация языков добилась поразительных успехов, для типологической их классификации время еще не наступило. Первенствующая роль генетических проблем в науке прошлого столетия оставила своеобразный след в типологических сочинениях того века: морфологические типы понимались как стадии эволюционного развития языков. Доктрина Марра (учение о стадиальности) была, вероятно, последним пережитком этой тенденции. Но даже в квазигенетическом виде типология вызывала недоверие младограмматиков, поскольку любые типологические исследования подразумевают дескриптивные приемы анализа, а дескриптивный подход был заклеймен как ненаучный догматическими «Принципами истории языка» Г. Пауля. Совершенно естественно, что Сепир — один из первых зачинателей дескриптивной лингвистики — выступил в защиту изучения типов языковых структур. Однако разработка методов всестороннего описания отдельных языков поглотила силы большинства ученых, работавших в этой новой области; любая попытка сравнения языков воспринималась как искажение внутренних принципов одноязычных исследований. Понадобилось время, чтобы лингвисты поняли, что описание систем языков без их таксономии, так же как таксономия без описания отдельных систем, — это вопиющее и явное противоречие: оба они предполагают друг друга. Если в период между войнами всякий намек на типологию вызывал скептические предостережения — «jusqu'oú la typologie peut égarer un bon linguiste» («типология может сбить с толку хорошего лингвиста»), то в настоящее время нужда в систематических изысканиях в области типологии ощущается, как никогда. Вот несколько примечательных примеров: Базелль, как всегда полный новых и плодотворных идей, набросал программу типологии языков в сфере синтаксических отношений; Милевский был первым, представившим замечательный, заслуживающий самого серьезного внимания очерк о «фонологической типологии языков американских индейцев»; Гринберг, выдающийся лингвист <...>, эффективно продолжил начинания Сепира в области типологических исследований морфологии и <...> рассмотрел три кардинальных метода классификации языков — генетический, ареальный и типологический. Генетический метод имеет дело с родством, ареальный — со сродством языков, а типологический — с изоморфизмом. В отличие от родства и сродства, изоморфизм не связан обязательно ни с фактором времени, ни с фактором пространства. Изоморфизм может объединять различные состояния одного и того же языка или два состояния (как одновременных, так и отдаленных во времени) двух различных языков, причем как языков, расположенных по соседству, так и находящихся на далеком расстоянии, как родственных, так и имеющих разное происхождение. 3. ^ Риторический вопрос Мензерата (одного из талантливых первооткрывателей в области типологии), представляет ли собой тот или иной уровень языка «простую совокупность множества элементов или они связаны какой-то структурой», получил в современном языкознании вполне определенный ответ. Мы говорим о морфологической и фонологической системах языка, о законах структуры языка, о взаимозависимости его частей, а также частей языка и языка в целом. Чтобы понять систему языка, недостаточно простого перечисления ее компонентов. Подобно тому как синтагматический аспект языка являет собой сложную иерархию непосредственных и опосредствованных составляющих, точно так же и аранжировка элементов в парадигматическом аспекте характеризуется сложной многоступенчатой стратификацией. Типологическое сравнение различных языковых систем должно учитывать эту иерархию. Любой произвол, любое отклонение от данного и реально прослеживаемого порядка делает типологическую классификацию бесплодной. Принцип последовательного членения все глубже и глубже проникает как в грамматику, так и в фонологию. И мы получаем ясное свидетельство достигнутого прогресса, перечитывая «Курс общей лингвистики» Фердинанда де Соссюра, первого человека, полностью осознавшего огромное значение понятия системы для лингвистики, но не сумевшего, однако, увидеть строго обязательного порядка в такой отчетливо иерархической системе, как грамматическая система падежей: «C'est par un acte purement arbitraire que le grammairien les groupe d'une facon plutôt que d'une autre» («Грамматист группирует их именно таким образом, а не каким-либо другим посредством совершенно произвольного акта»). Даже такой бесспорно исходный падеж, как именительный, нулевой падеж (cas zéro), занимает, по мнению Соссюра, произвольное место в падежной системе. Фонологическая типология — и в этом Гринберг прав — не может строиться на «основе весьма туманной терминологии традиционной фонетики». Для создания типологии фонематических систем логически необходимо было подвергнуть их последовательному анализу: «Наличие некоторых отношений между самими признаками или классами этих признаков используется в качестве критериев», — писал Гринберг <...>. Типологическую классификацию грамматических или фонологических систем можно построить, лишь заново логически описав эти системы максимально экономным образом, путем тщательного устранения избыточных явлений. Лингвистическая типология языков, основанная на произвольно выбранных признаках, не может дать удовлетворительных результатов, как не может их дать, например, такая классификация представителей животного царства, в которой вместо плодотворного деления живых существ на позвоночных и беспозвоночных, млекопитающих и птиц и т.п. был бы использован в качестве критерия, предположим, цвет кожи и на этом основании были бы сгруппированы вместе, скажем, люди с белой кожей и свиньи светлой окраски. Принцип непосредственно составляющих не менее продуктивен при анализе парадигматического аспекта языка, чем при грамматическом разборе предложений. Типология, построенная на этом принципе, обнаруживает за разнообразием фонологических и грамматических систем ряд объединяющих их элементов и существенно ограничивает многообразие языков, кажущееся на первый взгляд бесконечным. 4. ^ Типология вскрывает законы предугадываемости явлений (implication), которые лежат в основе фонологической и, по-видимому, морфологической структуры языков: наличие А подразумевает наличие (или, наоборот, отсутствие) Б. Подобным образом мы прослеживаем в языках мира единообразные или почти-единообразные черты, как принято было говорить в антропологии. Без сомнения, более точное и исчерпывающее описание языков мира пополнит и уточнит кодекс всеобщих законов и внесет в него необходимые поправки. Однако было бы неразумно откладывать работу по установлению этих законов до того времени, когда наше знание фактов надлежащим образом расширится. Нужно уже сейчас поднять вопрос о языковых, в частности фонематических, универсалиях. Даже если в каком-либо отдаленном, недавно зарегистрированном языке мы обнаружим своеобразную особенность, подвергающую сомнению один из таких законов, это отнюдь не обесценит обобщения, выведенного на основании фактов внушительного количества ранее изученных языков. Наблюдаемое единообразие оказывается неполным — таково правило высокой статистической вероятности. До открытия утконоса (duckbilled platypus) в Тасмании и Южной Австралии зоологи в своих общих определениях млекопитающих не предвидели возможности существования млекопитающих, откладывающих яйца; тем не менее эти устаревшие определения сохраняют силу для подавляющего большинства млекопитающих на Земле и остаются важными статистическими законами. Вместе с тем уже в настоящее время богатый опыт, накопленный наукой о языках, позволяет нам установить некоторые константы, которые едва ли когда-либо будут низведены до «полуконстант». Существуют языки, в которых отсутствуют слоги, начинающиеся с гласных, и/или слоги, заканчивающиеся согласными, но нет языков, в которых отсутствовали бы слоги, начинающиеся с согласных, или слоги, оканчивающиеся на гласные. Есть языки без фрикативных звуков, но не существует языков без взрывных. Не существует языков, в которых имелось бы противопоставление собственно взрывных и аффрикат (например, /t/ — /ts/), но не было бы фрикативных (например, /s/). Нет языков, где встречались бы лабиализованные гласные переднего ряда, но отсутствовали бы лабиализованные гласные заднего ряда. Кроме того, частичные исключения из некоторых неполных универсалий требуют просто более гибкой формулировки соответствующих общих законов. Так, в 1922 году мною было замечено, что свободное динамическое ударение и независимое противопоставление долгих и кратких гласных в пределах одной фонематической системы несовместимы. Этот закон, который удовлетворительно объясняет просодическую эволюцию славянских языков и ряда других индоевропейских групп, применим для подавляющего большинства языков. Единичные случаи якобы свободного ударения и свободного количества оказались иллюзорными: так, говорили, что в языке вичита (Оклахома) существует и фонематическое ударение, и количество; однако, согласно новому исследованию Поля Гарвина, вичита является в действительности тоновым языком с противопоставлением, дотоле ускользавшим от внимания, восходящего и нисходящего ударения. Тем не менее этот общий закон нужно сформулировать более осторожно. Если в каком-либо языке фонематическое ударение сосуществует с фонематическим количеством, один из этих двух элементов подчинен другому и допускаются три, крайне редко — четыре, различных единицы: либо долгие и краткие гласные различаются только в ударных слогах, либо только одна из двух количественных категорий — долгота или краткость — может нести свободное смыслоразличительное ударение. И маркированной категорией в таких языках является, по-видимому, не долгий гласный, противопоставленный краткому, а редуцированный гласный в противопоставление нередуцированному. В целом же вместе с Граммоном я полагаю, что закон, нуждающийся в поправках, все же лучше, чем отсутствие всякого закона вообще. 5. ^ Поскольку «инвариантные точки отношений для описания и сравнения» являются (и в этом нельзя не согласиться с Клукхоном) центральным вопросом типологии, я возьму на себя смелость проиллюстрировать эти сравнительно новые в лингвистике проблемы яркой аналогией из области другой науки. Развитие науки о языке, и в частности переход от первоначальной генетической точки зрения к преимущественно описательной, поразительно соответствует происходящим сейчас сдвигам в других науках, в частности различию между классической и квантовой механикой. Для изучения типологии языков этот параллелизм представляется мне в высшей степени стимулирующим. Я цитирую доклад о квантовой механике и детерминизме, прочитанный выдающимся специалистом Л. Тисса в Американской Академии искусств и наук: квантовая механика [и, добавим мы, современная структуральная лингвистика — Р.Я.] морфологически детерминистична, тогда как временные процессы, переходы между стационарными состояниями регулируются статистическими законами вероятности. Как структуральная лингвистика, так и квантовая механика выигрывают в морфологическом детерминизме то, что теряют в детерминизме временном. «Состояния характеризуются целыми числами, а не непрерывными переменными», тогда как, «согласно законам классической механики, эти системы надо было бы характеризовать непрерывными параметрами», «поскольку два эмпирически данных реальных числа никогда не могут быть в строгом смысле полностью идентичными; неудивительно, что физик — последователь классической механики возражал против мысли об абсолютном тождестве каких-либо определенных предметов». Установление структурных законов языка — наиболее близкая и ясная цель типологической классификации и всей описательной лингвистики на новой стадии ее развития — такой итог я попытался подвести в лингвистическом некрологе, посвященном памяти Боаса. И хотя можно только приветствовать проницательные замечания Гринберга и Крёбера о статистическом характере «диахронических типологических классификаций» с их индексами направления, стационарная типология должна оперировать целыми числами, а не непрерывными переменными. Мы стремились избежать распространенного термина «синхроническая типология». Если для современного физика «одним из самых важных явлений в природе представляется своеобразное взаимодействие почти непрерывной тождественности и случайного беспорядочного изменения во времени», то подобным же образом и в языке «статика» и «синхрония» не совпадают. Всякое изменение первоначально относится к языковой синхронии: и старая, и новая разновидности сосуществуют в одно и то же время в одном и том же речевом коллективе как более архаичная и более модная соответственно, причем одна из них принадлежит к более развернутому, а другая — к более эллиптическому стилю, к двум взаимозаменимым субкодам одного и того же кода. Каждый субкод сам по себе является для данного момента стационарной системой, управляемой строгими законами структуры, в то время как взаимодействие этих частичных систем демонстрирует гибкие динамические законы перехода от одной такой системы к другой. 6. ^ Естественным выводом из приведенных выше рассуждений является ответ на наш основной вопрос, что могут дать типологические исследования сравнительно-историческому языкознанию? По мнению Гринберга, знание типологии языков увеличивает «нашу способность предвидения, поскольку, исходя из данной синхронической системы, некоторые явления будут в высшей степени вероятными, другие — менее вероятными, а третьи практически исключаются». Шлегель, провозвестник сравнительного языкознания и типологической классификации, характеризовал историка как пророка, предсказывающего прошлое. Наша «способность предсказывать» при реконструкции получает поддержку от типологических исследований. Противоречие между реконструированным состоянием какого-либо языка и общими законами, которые устанавливает типология, делает реконструкцию сомнительной. В Лингвистическом кружке Нью-Йорка в 1949 году я обратил внимание Дж. Бонфанте и других индоевропеистов на ряд таких спорных случаев. Представление о протоиндоевропейском языке как языке, обладавшем лишь одним гласным, не находит подтверждения в засвидетельствованных языках земного шара. Насколько мне известно, нет ни одного языка, где бы к паре /t/ — /d/ добавлялся звонкий придыхательный /dh/, но отсутствовало бы его глухое соответствие /th/, в то время как /t/, /d/ и /th/ часто встречаются без сравнительно редкого /dh/, и такая стратификация легко объяснима, следовательно, теории, оперирующие тремя фонемами /t/ — /d/ — /dh/ протоиндоевропейском языке, должны пересмотреть вопрос об их фонематической сущности. Предполагаемое сосуществование фонемы «придыхательный взрывной» и группы из двух фонем — «взрывной» + /h/ или другой «ларингальный согласный» также оказывается весьма сомнительным в свете фонологической типологии. С другой стороны, мнения, предшествовавшие ларингальной теории или враждебные ей, не признающие никакого /h/ в индоевропейском праязыке, противоречат данным типологии: как правило, языки, различающие пары звонких — глухих, придыхательных — непридыхательных фонем, имеют также и фонему /h/. В этой связи знаменательно, что в тех группах индоевропейских языков, которые утратили архаическое /h/, не приобретя нового, аспираты смешались с соответствующими непридыхательными взрывными: ср., например, утрату различия между придыхательными и непридыхательными в славянских, балтийских, кельтских и тохарских языках с неодинаковой судьбой этих двух рядов в греческом, армянском, индийских и германских языках. Во всех этих языках некоторые из ртовых фонем рано перешли в /h/. Аналогичную помощь можно ожидать от типологического изучения грамматических процессов и понятий. Избежать таких расхождений, конечно, можно, применяя соссюровский подход к реконструкции фонем индоевропейского праязыка: «Вполне возможно, не уточняя звуковой природы фонемы, внести ее в общий перечень фонем и представить под номером в таблице индоевропейских фонем». В настоящее время, однако, мы столь же далеки от наивного эмпиризма, который мечтал о фонографическом фиксировании индоевропейских звуков, сколь и от его противоположности — агностического отказа от изучения системы индоевропейских фонем и робкого сведения этой системы к простому каталогу цифр. Уклоняясь от структурного анализа двух последовательных состояний языка, нельзя объяснить переход от более раннего состояния к более позднему, и права исторической фонологии нежелательным образом урезываются. Реалистическим подходом к технике реконструкции является ретроспективное движение от одного состояния языка к другому и структурное исследование каждого из этих состояний с точки зрения данных типологии языков. Изменения в системе языка нельзя понять вне связи с той системой, в которой они происходят. Этот тезис, обсужденный и одобренный 1-м Международным конгрессом лингвистов почти 30 лет назад <...>, получил сейчас широкое признание (ср. недавнюю внушительную дискуссию об отношении между синхронической и диахронической лингвистикой в Академии наук СССР <...>). Структурные законы системы языка ограничивают возможность разных путей перехода от одного состояния к другому. Эти переходы представляют собой, мы повторяем, часть языкового кода в целом, динамический компонент всей совокупной системы языка. Можно исчислить вероятность перехода, но едва ли возможно найти универсальные закономерности явлений, связанных с фактором времени. Статистический метод Гринберга применительно к диахронической типологии является многообещающим методом изучения относительной устойчивости направления и тенденций изменения языков, соотношения и дистрибуции, изменчивости и стабильности. Таким образом, анализ схождений и расхождений в истории родственных или соседних языков дает много важных сведений, необходимых для сравнительно-исторического языкознания. Благодаря этому миф об изменчивости и устойчивости языка, обусловленных произволом слепой и бесцельной эволюции, безвозвратно теряет под собой почву. Проблема устойчивости, статики во времени, становится неотъемлемой проблемой диахронической лингвистики, в то время как динамика, взаимодействие субкодов внутри языка в целом, вырастает в один из центральных вопросов лингвистической синхронии. СОДЕРЖАНИЕ Учебное издание ^ Хрестоматия Составители: Блинов Александр Викторович Богатырева Инна Ивановна Мурат Владелина Павловна Рапова Галина Ивановна Редактор Л.Н. Шилова Художник Д.А. Сенчагов Корректор А.А. Баринова Верстка О. С. Коротковой ИД №00287 от 14.10.99 Подписано к печати 24.02.2000. Формат 60x90 1/16. Гарнитура Таймс. Печать офсетная. Усл. печ. л. 21,5. Тираж 5000. Заказ № 425. Издательство «Аспект Пресс» 111398 Москва, ул. Плеханова, д. 23, корп. 3. e-mail: Aspect.Press@relcom.ru Тел. 309-11-66, 309-36-00 Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов в ОАО «Можайский полиграфический комбинат». 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93. |
Похожие:
 | Соловьев А. И. Политология: Политическая теория, политические технологии: Учебник для студентов вузов. – М.: Аспект Пресс, 2000.... | | Бакулев Г. П. Массовая коммуникация: зарубежные теории и концепции : учеб пособие для студ вузов / Г. П. Бакулев. – М. Аспект Пресс,... |
| Индивидуальные различия/Пер, с англ. Т. М. Марютиной под ред. И. В. Равич-Щербо — М.: Аспект Пресс, 2000.— с. 527 | | Введение в политологию: учебник для студентов вузов/В. П. Пугачев, А. И. Соловьев. – 4-е изд.; перераб и доп. – М.: Аспект Пресс,... |
| Охватывают 480 членов федерации или федеральных земель, которые могут сравниться с 180 политически суверенными государствами.* | | Охватывают 480 членов федерации или федеральных земель, которые могут сравниться с 180 политически суверенными государствами.* |
| Стратегический менеджмент: Теория и практика: Учебное пособие для вузов. — M.: Аспект Пресс, 2002. — 415 с | | Р 45 Введение в языковедение/Под ред. В. А. Виноградова. М.: Аспект Пресс, 1996. 536 с. Isbn 5-7567-0046-3 |
| Ш95 Основы нейрофизиологии: Учебное пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2000. с. 277 | | Д 46 Детский рисунок: диагностика и интерпретация. — М: Апрель Пресс, Изд-во эксмо-пресс, 2001. — 272 с, илл. (Серия «Психологический... |